Татуированные души

Она знает. Несколько недель назад она увидела сиреневый круг, ореол боли у меня на верхней части поясницы. Я, наклонившись, подметал метелкой из павлиньих перьев пол в коридоре. Я не знал, что она, забавляясь, наблюдает за мной из-за приоткрытой двери. Задравшаяся майка выдала мой секрет.

Когда она заметила мою обнажившуюся спину, она засыпала меня вопросами: «Что это? Откуда это у тебя? Кто тебя бил? Джонс?» Я уклонялся от ответа на ее расспросы и в конце концов сказал, что упал с лестницы. Я понял по ее цепкому взгляду, что она мне не поверила и что она еще вернется к этой теме.

Когда несколько дней спустя она опять появилась у Джонса, я старался тщательно скрывать то, что стало шрамом на спине, и не снимал одежду, несмотря на жару. Но надолго обмануть ее любопытство не сумел. Я не мог, подобно некоторым женщинам из нашего района, носить паранджу, и какие-то части моего тела должны были оставаться открытыми. А так как брату случалось промахиваться мимо цели, в которую он метил кулаками, мои раны иногда оказывались не прикрытыми тканью. Так, однажды утром я обнаружил синяки на кистях рук. Я помню, что долго рассматривал их, пытаясь вспомнить, как они появились. Впервые я увидел столь явные свидетельства побоев. Обычно я замечал следы ударов лишь на своем отражении, и мне казалось, что они принадлежат кому-то другому. Какому-то незнакомцу, искоса смотревшему на меня из зеркала.

Иногда я испытывал дискомфорт оттого, что ткань одежды касалась кровоподтека на спине; по силе боли я догадывался о том, что насколько серьезна рана. Но в то утро синяки покрывали мне кисти рук. В первый раз злосчастные пятна были мне видны. Я открывал дверь, я дружески здоровался с Нок, а пятна никуда не исчезали. Они притягивали мой взгляд и взгляды окружающих. Странные, неизгладимые следы кошмара минувшей ночи. Надеть перчатки я счел невозможным. Что бы все подумали? При этом я не сомневался, что Нет заметит следы сразу же. Я пытался придумать историю, которую ей расскажу. Как могут появиться синяки на кистях рук? Рана — куда ни шло, царапину заработать легко: гвоздь торчал, вот и все. Но округлые, неправильной формы пятна, идущие от запястий к пальцам… Я сам не понимал, как брат сумел так меня избить. Он мне ничего не сломал… Только наставил синяков.

Я приближался к дому Джонса, и сомнения одолевали меня.

Как только я войду, Нет, которая и так последнее время следит за метками брата, появляющимися на моей коже, заставит меня сдаться под своим напором. И я перестану быть милым Пхоном, понятным и ясным, я превращусь в жалкую жертву, в убогого парня, которого судьба назначила козлом отпущения. А если я не переступлю через этот порог… Если я повернусь и пойду бродить по улицам, я потеряю работу.

И одновременно возможность уходить, хотя бы на светлое время суток, из проклятой хижины, от бессмысленных речей брата и его безумия, которым он, нанося мне побои, пытается меня заразить. И я решил переступить порог. Пусть так. Я расскажу ей. Все. Про мать и ее печаль… Про брата, про желтолицую даму… Я скрою лишь один образ… образ отца, который уходит, чтобы никогда не вернуться.

В то утро Нет выслушала меня. Она спустилась в кухню. Я помню даже ее наряд: майку Джонса, доходившую ей почти до колен и делавшую ее похожей на маленькую девочку.

Сначала она посмотрела мне в глаза. Потом перевела взгляд на руки, висевшие вдоль тела, и остановила его на синяках. Затем приблизилась на пальчиках ног и бесшумно села, чтобы установившаяся тишина облегчила начало рассказа. Она выслушала все. Иногда, когда я описывал поднимающийся и опускающийся в ритме проклятий кулак, она опускала веки.

Когда я закончил, она безмолвно поднялась и подошла ко мне. Я стоял рядом с разделочным столом, она взяла мои руки в свои и погладила их… Нежно. Я почувствовал, как ее длинные пальцы касаются моих синяков круглыми, мягкими, как пух, подушечками. И точно так же, как в тот раз, когда Тьям опустил тело брата мне на руки, во мне поднялась волна. Бушующая и неуправляемая. Я отодвинулся, испуганный нежностью, которая залила жаром мне щеки. Она вздрогнула. Опять подошла и снова взяла мои руки в свои, не переставая смотреть мне в глаза.

— Я — твой друг. Понимаешь? — сказала она с грустной улыбкой.

Я не сказал ей, что не понимаю и что именно от этого мне страшно. Я не признался, что не знаю, что такое друзья. Потому что у меня их никогда не было. Даже в школе. Дети редко подходили ко мне, и только для того, чтобы поиздеваться. Я не знаю друзей, которые гладят тебе руку, смотрят с улыбкой, слушают рассказ о твоих горестях и превращают их в нежность, касаясь синяков подушечками пальцев.

С того дня я чувствую, что Нет помнит обо мне. Словно звезда, которая иногда ободряюще светит мне с высоты. Она внимательно смотрит на меня, она наблюдает за мной, и даже тогда, когда я остаюсь с братом один на один, я помню о том, что где-то есть человек, знающий о моих несчастьях.

— Он опять бил тебя?