Татуированные души

— Хорошо. Итак, первые три месяца, даже если клиент хочет увести тебя, ты отсюда ни на шаг. Считай это испытательным сроком. Когда я увижу, что ты ведешь себя хорошо, что клиенты не жалуются, что ты умеешь удовлетворять желания мужчин, я разрешу тебе выходить с ними.

Я чувствую, как лодыжки и запястья немеют, словно стянутые цепями. Я растираю руки, чтобы избавиться от воображаемой боли. Но при этом тюрьма, кандалы и высохшая старуха внушают мне уверенность. Если я пленница, то, значит, меня не прогонят… Если я сижу в тюрьме, то я под защитой… Старуха, с ее правилами и вечно горящими глазами, будет следить за мной. Я это чувствую.

— Ну, правила ты знаешь, теперь я покажу тебе норы.

— Норы?

Картина, возникающая у меня перед глазами, так не соответствует случаю, что я с трудом сдерживаю смех. Норы… У меня словно вдруг вырастают уши и маленький хвостик, вылезающий из-под платья. Вот я и превратилась в крольчиху.

— Да, их пятнадцать, по числу девушек. Они находятся внизу. Нет, ты здесь останешься?

Моя подруга по-прежнему сидит, уткнувшись носом в пепельницу. Руки сжимают стакан с оранжевой фантой, взгляд устремлен в пустоту. Кажется, что она молится. Только что потушенная сигарета словно окутывает ее облаком фимиама. Никогда бы не подумала, что, переступив сегодня порог бара «Розовая леди», я смогу сравнить его с храмом.

— Нет?

— Да, я подожду здесь, — говорит Нет низким голосом, даже не повернув головы.

— Хорошо, тогда мы пошли.

Справа от стойки висит занавеска, и старуха протягивает к ней руку. Но не сдвигается при этом с места. Я понимаю, что она ждет, чтобы я прошла за занавеску впереди нее. Я не могу удержаться от мысли, что это тоже является частью проверки. Она хочет посмотреть, как я иду, как двигаю бедрами (Нет учила меня это делать), как приглашаю каждого встречного на поединок любви.

— Я пройду за вами.

Я еще не готова самостоятельно дефилировать при свете. Мне еще нужно прятаться в тени другого человека, мои глаза должны следить за его силуэтом, иначе они обязательно опустятся к земле. И я вижу по улыбке, растягивающей усталые губы старухи, что она это понимает. Остается узнать, простит ли она мне то, что я уклоняюсь от испытания.

— Хорошо.

Она идет первой. Несмотря на возраст и шпильки, походка у нее безукоризненная. Неподвижно сидя у стойки бара, она казалась чуть сгорбленной, а движение придало ей сходство с взлетающей птицей.

Теперь я понимаю смысл слов, которые Нет сказала мне перед приходом сюда: «Когда ты идешь по улице, кажется, что ты ковыляешь. Походка тяжелая, тело оцепеневшее. Увидишь тебя — и хочется убежать. Если ты станешь легкой, если выпрямишь спину, придашь жестам грацию, расправишь мышцы, обретешь гибкость, то у каждого появится желание проводить тебя. Никогда не забывай, что тело соблазняет лучше, чем слова».

Теперь я наблюдаю за осанкой старухи. Ее выставленная вперед грудь заставляет забыть о сгорбленной спине. Я испытываю непреодолимое желание следовать за ней. Я словно загипнотизирована движением ее бедер. Я поддаюсь охватившему меня очарованию, я стараюсь двигать телом так же, как она, хотя очень быстро чувствую, что мне чего-то не хватает, какой-то мелочи, без которой я выгляжу неуклюжей девчонкой в тени прародительницы: мне не хватает опыта.

— Ни один клиент не заходит за эту занавеску, не заплатив. Здесь сначала деньги, потом игры.

Она медленно отодвигает тяжелую красную ткань. Я никогда не видела столь роскошной, пусть даже и несколько потрепанной материи. Подобных штор я касаться не привыкла. Проходя к бамбуковой двери, которая под ними скрывается, я чувствую на ощупь мягкость ткани.

С таким видом, словно она готовит мне сюрприз, старуха ведет меня по коридору. В него выходит много дверей. Они покрашены в разные цвета и снабжены номерами. Лампочка, пленница плетеного абажура, отбрасывает на стены треугольные тени. Обстановка здесь не такая, как в баре. Чувствуется, что тут себя уже не показывают. Штора и ряд дверей создают атмосферу пещеры, скрывающей невидимые сокровища.

Старуха открывает первую дверь и грациозным жестом приглашает меня внутрь. Я сразу же понимаю, что точно так же она проводит в норы и клиентов.

— Это комната Нет.

Я немедленно узнаю свежий, мятный аромат Нет, смешанный с незнакомыми, тяжелыми запахами пота и влаги, кислыми, сладкими и одуряющими одновременно… разносимыми скрипящим под потолком вентилятором. Это, видимо, и есть запахи наслаждения.

Нора маленькая. Стены такого же цвета, что и дверь, грязно-розовые, кое-где облупившиеся. Мебели нет. Только слева стоит бамбуковый плетеный диванчик, а справа вешалка с несколькими пустыми плечиками и умывальник. Благоговейно, словно в храме, я подхожу к диванчику. Бамбук старый, местами поцарапанный, местами — отполированный… Стигматы происходивших на нем любовных схваток. Не обращая внимания на взгляд старухи, я сажусь на диванчик. Кладу руки на его поверхность, она кажется мне влажной, теплой, гладкой, как кожа.