Татуированные души

Этот голос. Человек в маске знает этот голос. Он слышал вчера во сне, как этот голос произносил оскорбления, возвращал его к прошлому, к событиям двадцатилетней давности, напоминал ему о разваливающейся хижине на сваях… Этот голос заставляет его страдать. Голос воскрешает отвратительные лица, их черты человек хранит под кожей, их черты разбухают у него под щеками. Маска грозит взорваться от вспышки возрождающейся памяти.

— Ну-ка покажи мне. Да, вижу. На уровне левой лопатки, — отвечает Тааси.

Это он.

Это точно он. Его палач.

— Я это исправлю. Тут дел на минуту. Садись туда, я сейчас вернусь, — заявляет Тааси.

Человек в маске слышит, как деревянный стол, точно так же, как в его кошмарных снах, стонет под весом клиента, слышит звук приближающихся к подсобке шагов.

Он хотел бы убежать, но ноги приросли к полу.

— Здравствуй, Сит[4], — бросает ему татуировщик, ищет что-то на полках и берет краску, которая сумеет оживить блеск тигра.

— Кхрью[5]…

Голос человека разбивается на осколки, которые рвут ему горло. Он спрашивает себя, не заглянул ли палач в подсобку. Не узнал ли его в силуэте, распростертом перед позвякивающим колокольчиками алтарем.

— Я сейчас отпущу клиента, и мы с тобой выпьем немного, если ты не против. То есть я приготовлю тебе чай, — говорит ему Тааси.

Он знает, что его ученик боится жара алкоголя. Маска и так нагревает ему лицо, ему кажется, что если к этому прибавить ликер, то оно заполыхает как живой факел. И татуировщик всегда готовит ему чай.

— Очень хорошо, — бормочет человек в маске.

Тааси берет склянку, возвращается в лавочку и закрывает за собой дверь.

Но капризная створка отходит от проема и остается полуоткрытой.

— Давно у вас эта татуировка?

— Больше двадцати лет, — отвечает голос палача.

Да, больше двадцати лет. За это время тигр местами, должно быть, поблек. Несколько морщин, несомненно, украшают его отливающую синевой шерсть, на широко раскрытой пасти появились лишние складки. Но громкий голос, перекрывающий звериное рычание, не изменился. Он так и остался оглушительно громким.

— Возможно, вам будет немного больно, — предупреждает Тааси.

— Начинайте, не волнуйтесь.

Человек в маске вспоминает ощущение, появляющееся по мере проникновения иглы под кожу. Сначала оно похоже на боль от укуса насекомого, затем его сменяет боль от пореза, а потом — боль от ожога. Но, в противоположность ему, палач кричать не будет. Он задержит дыхание в животе тигра, которого носит на спине. Он не сделает и малейшего жеста, умоляя Тааси прекратить мучения.

Напрасно человек в маске вытягивает шею, надеясь понять, получает ли дьявольский клиент удовольствие от этой маленькой пытки, горит ли в его глазах огонь, напоминающий огонь наслаждения.

— Я почти закончил, — говорит татуировщик.

— Не торопитесь. Для меня главное — чтобы мой тигр стал безупречным.

Крупные капли пота, словно слезы, усеивают деревянные края маски. Человек чувствует, что его охватывает непреодолимое желание, похожее на лихорадку, которой он не знал с тех пор, как стал прятаться от людей: он хочет броситься в соседнюю комнату, хочет дать своей душе возможность испустить вопль, хочет схватить иглу Тааси и испортить рисунок, изображающий тигра. Он хочет вонзить иглу глубоко в тело, ударить в желудок, в легкие, а потом и в сердце. Окрасить в цвет ночи органы того, кто превратил его жизнь в ад. Чтобы показать ему, каково это — жить в тени. Чтобы приговорить и его к бегству от света дня.

Превратить его в пхи[6]. В сомнамбулу.

— Вот, я закончил. Главное, постарайтесь беречь вашу лопатку от солнца и воды в течение ближайших двух недель, — советует татуировщик своим спокойным голосом. — Вы мне должны двести батов.

Заплатить. Тигр должен заплатить за ужасный поступок, который совершил двадцать лет тому назад. Этого хочет судьба. Иначе зачем она столкнула его с человеком без лица? Зачем?

— До свидания, сударь. Спасибо, — говорит Тааси и заглядывает в подсобку. — Сит, все в порядке?

Татуировщик стоит, прислонившись плечом к дверному проему. По его рукам бегут змеи, они поднимаются по шее и поддерживают разинутыми пастями овал лица. Белая шевелюра поблескивает, словно в лучах заходящего солнца. Тааси не очень высок, но, несмотря на возраст, держится так прямо, что, встретившись с ним лицом к лицу, его легко принять за гиганта. Его широкие, мощные руки могли бы обхватом измерять объем деревьев, как это делают крестьяне в долинах Севера. При взгляде на них невозможно догадаться, насколько тонкую работу они способны выполнять.

— Да, учитель. Все хорошо, — отвечает человек в маске, зная, что лгать он совершенно не умеет. — Вы знаете этого человека, Кхрью?

— Нет, я не помню его. Но татуировку ему делал я. Я узнаю своего тигра даже на спине горбуна.

Человек в маске слышит горделивые нотки в голосе старика. Татуировщику нравится снова видеться с животными, которых он навсегда поселил под кожу своим клиентам.

— А ты, Сит? Ты его знаешь?