Татуировка наложницы

— Ну и что с того? Ее нет и уже никогда не будет. Десять лет я вкладывал в эту девочку деньги и труд. Когда ее мать умерла, я забрал Харумэ из Фукагавы и растил сам. Дал красивые одежды, нанял учителей, чтобы те учили ее музыке, каллиграфии и манерам. Я разглядел в ней хорошие задатки, понимаете? Я знаю и лошадей, и женщин. Ха-ха! — усмехнулся Дзимба. — Харумэ была самой красивой из трех моих девочек. У нее было все, что нравится мужчинам; вы понимаете, что я имею в виду. — Он бросил на Сано лукавый взгляд. — Вся в мать. Она была моим шансом породниться с Токугавой.

Сано ошеломленно слушал дикие речи торговца о собственной дочери. Он относился к ней как к породистому скакуну из своего табуна, которого нужно выдрессировать и удачно продать.

В загоне конюхи облачили коня в доспехи и водрузили ему на голову каску в виде оскалившегося дракона. Два самурая помогли покупателю надеть броню, поножи и шлем. Дзимба между тем продолжал:

— Прошлой зимой два личных вассала сёгуна приехали сюда за лошадьми. Они упомянули и то, что ищут для его превосходительства новых наложниц. Я заставил Харумэ продемонстрировать выездку, показав им, как она говорит, поет и играет на самисэне. Они забрали ее в замок Эдо и заплатили мне пять тысяч кобан!

Я устроил вечеринку, чтобы это отпраздновать. Харумэ прекрасно годилась для воспроизводства, и если была в постели похожей на свою мать, то могла родить его превосходительству наследника. Даже если он предпочитает мальчиков, ха-ха! Я все сделал, чтобы стать дедом следующего сёгуна.

«Со всеми вытекающими из этого богатством, властью и привилегиями», — подумал Сано. Алчность Дзимбы была ему отвратительна. Между тем торговец всего лишь следовал примеру многих других японцев, стремившихся возвыситься через связи с Токугавой. Разве судья Уэда выдал Рэйко за Сано с другой целью? В этом обществе женщина является заложницей мужских амбиций. Рэйко умна и смела, однако люди всегда будут оценивать ее по положению в обществе и способности рожать наследников. Теперь Сано начал понимать всю глубину ее разочарования. Но после вчерашней ночи он еще больше укрепился в стремлении запереть ее дома, в безопасности.

— Теперь Харумэ мертва. Я никогда не верну вложенных денег. — Лицо Дзимбы стало печальным. Он оперся на изгородь, потом обернулся к Сано, и в его близко посаженных глазах засветился огонек. — А ведь будет совсем неплохо, если вы выясните, кто убил мою дочь. Я заставлю его раскошелиться за все мои траты!

Сано подавил отвращение.

— Возможно, вы поможете мне поймать убийцу, — сказал он. — Расскажите, какой была Харумэ? — И перебил Дзимбу, когда тот начал описывать внешность: — Нет, я имею в виду: каким человеком она была?

— Такой же, как любая девица, я полагаю. — Дзимба удивился предположению, что Харумэ могла обладать какими-то другими качествами, кроме физиологических. Потом, наблюдая, как конюхи взгромождают облаченного в доспехи седока на круп коня, улыбнулся. — Она была крошечным печальным существом, когда я привез ее сюда. Не понимала, что матери больше нет и привычная жизнь закончилась. Еще она скучала по друзьям — детишкам из хибар Фукагавы. Хотя там ей, конечно, было не место.

Дзимба криво усмехнулся.

— Видите ли, я никогда не рассказывал жене о Голубом Яблоке. И вдруг здесь появляется ребенок. Она была вне себя от злости. А других детей возмущало внимание, которым окружили Харумэ. Они дразнили ее за то, что она была дочерью шлюхи. Единственными ее подругами стали служанки. Она, думаю, считала их ровней себе. Но я положил этому конец. Я хотел отделить ее от людей низкого происхождения, которые низводили ее до своего уровня. А когда ей было лет одиннадцать, появились мальчишки. Она привлекала их, как кобыла во время гона, ха-ха! Она была копией своей матери.

Воспоминания смягчили лицо Дзимбы: возможно, он по-своему любил Голубое Яблоко. В конце концов, он поддерживал дочь, а потом взял в свой дом — другой мог бы просто отвернуться.

— Харумэ начала убегать по ночам из дома. Я был вынужден нанять ей компаньонку, чтобы она не увлеклась и не забеременела от какого-нибудь деревенского парня. Когда ей исполнилось четырнадцать лет, стали поступать предложения от богатых торговцев. Но я знал, что могу найти ей лучшее применение.

Представив одинокое детство Харумэ, Сано пожалел наложницу. Она была отверженной в Бакуротё и оказалась в таком же положении в Больших Внутренних Покоях. Совсем еще девочкой она нашла утешение среди поклонников. Очевидно, что искала того же и в замке Эдо. Не пересеклась ли каким-то образом ее прежняя жизнь с нынешней?

— Крестьяне, с которыми была знакома Харумэ, — спросил Сано, — не могли контактировать с ней после переезда в замок Эдо? — Он хотел выяснить, не делилась ли она своими секретами с прежними друзьями. И еще пытался отыскать новые мотивы убийства и подозреваемых... желательно, не связанных с Токугавой.

— Как же она могла это делать, постоянно находясь взаперти? Даже на прогулке люди сёгуна тщательно следили за наложницами.