Татуировка птицы

Стащив учительские столы из классов на школьную площадь, где по утрам каждый четверг педагоги и ученики торжественно водружали флаг, члены этой Организации устроили смотр юношей, чтобы отобрать годных в тренировочный военный лагерь. Сейчас на флагштоке развевался не иракский флаг, а черное знамя, и звучал не гимн Ирака, а нашид[2] Исламского Государства[3].

За три месяца, проведенные в плену, Элин уяснила, как устроен этот странный рынок. Когда ее на время забирали в соседнюю комнату, а затем, после надругательства, сразу возвращали обратно, это означало, что покупатель, получив кратковременное удовольствие, просто повертел товар в руках и вернул его на полку. Но если товар брали, то по факту оплаты составлялся договор с печатью Исламского Государства. Элин было больше тридцати, и ее цена, согласно прейскуранту, начиналась с 75 долларов. Невольницу разрешалось сдать в аренду, временно уступить кому-то, а затем потребовать обратно. Покупатель вправе был также вернуть ее продавцу, обменяв на другую. Тогда Элин снова выставляли на продажу. Один из ее держателей продавал ее каждый раз, как нуждался в деньгах, затем выкупал. Но в итоге отвез к продавцу, объяснив: «Она во сне визжит так, будто одержима джинном!»

В один-единственный класс той мосульской школы согнали сто двадцать женщин. Входящий мог, обведя всех взглядом, сразу определить, которую насилуют чаще остальных. Такие женщины все были в синяках. Чтобы обмануть охрану, некоторые пытались спрятаться за чужими спинами. Но их не проведешь. Ночью, когда торги приостанавливались, охранники являлись в класс и хватали тех, на кого положили глаз, чтобы удовлетворить свою похоть. Они сдвигали стулья и истязали женщин по очереди на глазах у ожидающих своей участи пленниц. Именно по взглядам, которыми жертвы обменивались с Элин во время этих экзекуций, она их различала и узнавала их характер, и они становились ей все ближе. Женщины говорили глазами и понимали друг друга через слезы.

Однажды одна из пленниц, когда средь бела дня ее подвергли групповому изнасилованию, возопила: «Хватит! Над своими матерями и сестрами вы такое позволите творить?!» Охранник тут же ударил ее об стену, и та обмякла. Другая подскочила к обидчику, выкрикивая что-то сбивчиво, и харкнула ему в лицо. Элин сделала то же самое – плюнула в того из них, что стоял ближе к ней. За ней повторила другая, и скоро все они ополчились оплевывать насильников с ног до головы. Охранники сначала оторопели от такого массового неповиновения, но затем бросились колотить невольниц изо всех сил. Вскоре в классе наступила тишина. Мужчины то ли выдохлись, то ли осознали, как низко пали. Один за другим они покинули класс. Пленницы обменялись ободряющими взглядами, словно поглаживая друг друга по плечам, на которых остались ссадины и подтеки. Некоторые женщины последующие дни пролежали пластом.

Молчание – это третий язык, помимо арабского и курдского, на котором общались пленницы. Самая младшая из них, десятилетняя Лейла, по-арабски знала только как будет «обыск». Она выучила это слово, так как каждый раз, когда в комнату заходила надсмотрщица и командовала: «Тафтиш!», они выстраивались в линию, и их ощупывали – не припрятаны ли острые предметы у них под одеждой. Обыск проводили чуть ли не каждый день, так как случаи самоубийств среди пленниц участились, а в Организации никак не могли докопаться, чем же женщины перерезают себе вены на руках, чтобы покончить с жизнью.

Рейхана пыталась удавиться скакалкой, которую нашла в углу зала, точнее, спортивного зала, ведь здесь была школа. Скакалка, видимо, была из остатков инвентаря. К ней вовремя подбежала надсмотрщица и высвободила шею из петли. Сначала спасла ей жизнь, а затем отхлестала этой же скакалкой. Это та, что их обыскивала и первую неделю задавала каждой одни и те же вопросы: «Замужем?», «Когда последний раз была менструация?» Тогда какая-то из женщин возмутилась: «Зачем вам?!» Другая тоже взбунтовалась: «К чему эти расспросы?» – «Да! К чему?» – уставилась на нее третья. Надсмотрщица пробурчала, попятившись назад: «По законам Исламского Государства беременных продавать запрещено».