Татуировка с тризубом (ЛП)

На этот вопрос многие из польских изгнанников, что провели в нем военные годы, ответили, изобретая, без подражания, один и тот же парадокс: "Город красивейший и отвратительное место для проживания"

Отвратительным местом для проживания назовет его прохожий, который безустанно обязан карабкаться под гору и сбегать по наклонным плоскостям, на которых летом теряешь дыхание, а зимой частенько просто пройти невозможно, не хватаясь за случайные придорожные подпоры. Ужасным городом он станет для каждого, кто сбил себе ноги на булыжнике мостовой[23], которым, в основном, город и замощен, или же кто глядит на пытку лошадей на улицах, вымощенных на сей раз превосходно, слишком исключительно, поскольку черным гранитом, на котором летом лошади скользят, постоянно падают и даже убиваются на глазах прохожих, словно на склонах стеклянной горы. Отвратительным этот город станет для всякого, кому докучают резкие ветры, длящиеся круглый год и затихающие только лишь по вечерам. И под конец: в плане эстетики Киев это ужасное место, поскольку город застроен зданиями без вкуса и изящества, так что единственные два современных дома в Киеве – это караимская Кенасса на Большой Подвальной улице и новый польский костел на Большой Васильковской.

Но когда усталый турист чуточку отдохнет, когда поглядит на город в вершины одного из холмов, тогда длинные, широкие, воздушные и солнечные улицы, тянущиеся дальше, чем видит глаз, наполненные зеленью, покажутся ему красивыми, а город, прелестно разбросанный по возвышенностям и переплетенный зелеными деревьями, дарит чрезвычайно живописный вид. А когда глядишь на город ранним утром погожим днем, с невидимым, ползущим при самой земле туманом, тогда он кажется чем-то вроде сна или сказки, потому что золотые церковные купола кажутся висящими в воздухе над листвой деревьев […].

Уродливы и не имеют собственного характера киевские здания, в особенности – каменные дома, неоднократно достигающие семи этажей, но выстроенные солидно, с большими, чистыми и частенько заросшими зеленью дворами. Но помещают они жилища удобные, даже в пристройках снабженные всеми удобствами, это не только водопровод и электричество, но и ванные помещения, устроенные таким образом, что если топить только в кухне, целый день в них можно иметь горячую воду. Все более новые киевские дома снабжены электрическим лифтом, а в наиболее крупных имеется даже по нескольку лифтов.

Планировка киевского центра похожа на планировку Парижа, а еще более – Варшавы. Как в Варшаве центр города образуют две параллельные улицы: Маршалковская и Краковское Предместье с Новым Швятом в качестве продолжения, точно так же и в Киеве. Образуя центр, бежит по дну одной из балок Крещатик, наиглавнейшая киевская улица с таким уличным движением, о котором Вена никогда и мечтать не могла, а его продолжение – это Большая Васильковская улица. Вторая улица киевского центра, параллельная – Это Большая Владимирская, идущая по вершине холма".

И вот теперь то, что наверняка интересовало польских офицеров: "В средине этой улицы, то есть, в самом центре города, находятся руины, последние остатки старинных укреплений Киева, которые и считаются остатками "Золотых Ворот", через которые в те давние времена в город должен был вступить Болеслав Храбрый. Сегодня Киев разросся в гигантский город, через который можно ехать час и более, так что внешнее окружение древней столицы очутилось в самом его сердце […].

Другой берег Днепра низкий и песчаный, и на этом вот берегу летом киевская публика привыкла принимать днепровские купания с воистину женственной наивностью и простотой Люди из высшего и низшего общества, мужчины, женщины и дети, использовали эти наслаждения природы, не ограничивая их какими-либо, даже самыми легкими костюмами […].

Ну а дальше уже конец света. К нему ведет головная городская артерия. "Другой конец Крещатика и Большой Владимирской теряются в степях […]" – пишет Киевлянин.

Польский триумфальный марш по Крещатику, с которого многие солдаты парадным шагом отправились прямиком в маячащую на другом конце степь, чтобы и дальше биться с большевиками, мог нравиться многим киевлянам, особенно тем, кто большевиков терпеть не мог. Но многие присматривались к польскому войску скептично. Михаил Булгаков, вне всяких сомнений, один из наиболее известных во всем свете киевлян, посвятил вступлению польских войск в Киев рассказ Пан Пилсудский.