Татуировка с тризубом (ЛП)

Собственно говоря, все публичное пространство в Одессе ограничивается бытием скансеном самой себя. Предназначенного восхвалять собственное прошлое, которое является брошенным прошлым. Которое никто не культивирует, но о котором каждый пиздит и, если спросить, будет распространяться часами. Неподалеку от оперы все отремонтировано и неестественно заштукатурено, так что город здесь выглядит словно преувеличенно размалеванная портовая проститутка. Ну а в остальных местах – словно проститутка запущенная. Ну а шикарные магазины, растыканные то тут, то там, только подчеркивают преувеличенный макияж и запущенность. Еще меня раздражает пустота вокруг Одессы. Меня бесит то, что вокруг нее нет городков, деревушек, поселочков, по которым хотелось бы бродить, путешествовать, ездить на маршрутках. Да нет, все это имеется, но оно настолько монотонно и привалено этим постсоветским силикатным кирпичом, припорошено вывесками, что плакать хочется. Остается только сидеть в старом городе и пить от отчаяния.

В одесском парке Шевченко есть одно такое местечко, где весь этот постапокалипсис виден как на ладони. С одной стороны – стоит стадион "Черноморец", обложенный каким-то розовым фаянсом в форме последовательности жилых домов, что, наверняка, должно было символизировать старинную застройку Одессы. А чуть подальше, посреди диких зарослей, стоят развалины стадиона. Выглядит все это словно руины древнегреческого стадиона, но это советский стадион. В нем выпивают жулики, сидят на корточках гопники. И над всем этим, словно вавилонская башня, спроектированная в безумные девяностые годы, вздымается дворец нового, постсоветского мещанства: наиболее гадко выглядящий жилой комплекс в радиусе нескольких сотен километров, а ведь в радиусе нескольких сотен километров можно найти множество других чудес.

И в то же самое время Одесса меня заводит. До конца даже не знаю – почему. Но я всегда испытываю возбуждение, когда приезжаю сюда, кода поезд вкатывается на вокзал, украшенный звездой города-героя СССР. Чего-то я здесь ищу, и никогда не нахожу; но это, возможно, даже и к лучшему, ведь, это что-то, благодаря этому, не перестает носиться в воздухе. Ведь если бы, не дай Боже, я понял, чего ищу, и, не дай Боже, нашел бы это, все могло бы походить на паршивый пересказ хорошего фильма ужасов, который способен облажать всю историю.

Я обожаю слушать одесский русский язык. Обожаю слушать одесситов, утверждающих, что они люди русской культуры, но отличающиеся от русских и украинцев. Впрочем, в Одессе я немного отдыхаю от Украины и украинскости, уж слишком часто разыгрываемой на наивысшей, вибрирующей национальной тональности, очень часто истерической и в больших количествах мучительной. В этом плане, мне нравится одесское шутовство. Понятное дело, одесситы тоже могут быть слезливыми и истеричными, если речь идет об их родном городе, но вот тут я не совсем уверен; а не является ли этот культ собственного города именно тем, чего я ищу. Ведь культ города, это, что ни говори, нечто другое, чем культ державы. Мне скучно, когда в миллионный раз мне рассказывают о том, как эти несчастные две сотни лет назад основывали этот их бессарабский Новый Орлеан, но мне нравится, когда рассказывают о том, что Одесса могла бы быть им достаточной в качестве родины, о том, что вроде как глупо в этом признаваться, но люди охотнее всего создали бы для себя независимую одесскую республику, независимую как от Москвы, так и от Киева, только ведь так не выйдет, в связи с чем одни предпочитают прятаться за Киев, а другие – за Москву. Только ведь, всегда это будет прятанием за кого-то. Если бы пришли Лондон с Парижем, кто знает, не спрятались бы и за них. Одесситы явно бы не признались, но, а черт его знает, как бы они отдали голоса в тайном голосовании. Мне нравится, когда они признаются, что практически никогда не выезжают из Одессы, потому что незачем. Даже в Бессарабию. Быть может, каждый из них бывал в Аккермане, не вспоминая уже про Измаил. Разве что в Каролино-Бугаз разочек выскочат. Одесситы разоружают. Одесса – это остров. С одной стороны море, с другой - степи, а посрединке – маленький, компактный мир.

Боже мой, как же они между собой ругаются. Терпеть друг друга не могут, а потом все встречаются на чьем-нибудь дне рождения. Например – в торговом центре между Привозом и железнодорожным узлом. Вот это меня всегда восхищало – вокруг полно памяток, о которых мечтает весь пост-Совок и половина Европы, все эти улицы города-мифа, а они, одесситы с деда-прадеда, договариваются устроить семейный праздник в пластмассовом торговом центре возле вокзала.