Татушечка. История заблуждений.

– Иди отсюда! Предупреждала! – ворвался в идиллию тишины и искавшего старческий женский голос, но до того звонкий, что мне даже не пришлось напрягаться, чтобы его услышать.

– А ты не лезь, бабка!

– Полицию вызову!

– Напугала!

– И ружьё дедово есть, или забыл? Иди, говорю! Пока жив. Нечего сюда таскаться! – настаивала бабка довольно воинственно. Думаю, такая бы действительно не побрезговала бы и ружьём.

– Покрываешь?!

– Шавок твоих малолетних? Больно нужны! Не ходят они сюда, поумнее тебя будут! А ну, пошёл!

– А-а-а! Да хрен с тобой, старуха. Узнаю, что прячешь, – спалю и твою хату, и дом этот *****! – мужчина расхохотался, добавил ещё пару крепких матерных словечек, и до меня донёсся звук хлопнувшей двери, удаляющиеся шаги и недовольное бурчание.

Я оглянулся. Малышка спряталась в угол, прикрывшись какими-то полусгнившими досками, и прикрыла голову ладошками. Присев перед ней на корточки, я осторожно убрал доски.

– Он ушёл, всё хорошо. Вылезай.

– Не-а, – шепнула она. – Надо подождать. Рано ещё.

– Думаешь, следить будет? – я протянул ей ладонь, чтобы помочь встать, но девчонка никак не отреагировала.

– Будет.

– Ну что ж. Тогда посидим здесь, – опустившись на пол, я сложил ноги по-турецки и вспомнил про телефон. Сообщений никаких не было, так что с чистой совестью я отключил звук, и убрал аппарат обратно в карман, где неожиданно обнаружил зефир, подаренный вчера Стёпкой. Очень вовремя. – Хочешь? – я протянул ей розоватую сладкую горку.

Она сомневалась. Я видел, как ей хотелось принять дурацкий мой подарок, который для неё явно был чем-то запредельным, но страх сквозил и в беглых взглядах, и в неловких движениях. Одёрнув кофточку, девчонка поджала под себя колени и всё же схватила зефир.

– Спасибо, – буркнула она, внимательно рассматривая через прозрачную плёнку угощение.

Было в этих её действиях что-то и жалкое, и трогательное. Я никак не мог понять, что чувствовал в этот момент. Небольшое, с намёками на веснушки, личико, готово было расплыться в улыбке, но хозяйка сдерживала эмоции, как могла. С трепетом, она аккуратно раскрыла упаковку и, если бы я не смотрел, наверняка бы втянула носиком сладковатый аромат. Интересно, когда в последний раз она ела что-то действительно вкусное? Я ждал, что она набросится на зефир и проглотит его в одно мгновение, но вышло ровно наоборот.

Медленно отламывая по крохе, девчушка бережно относила кусочки в рот и задумчиво жевала. А я не мог оторваться от её туманного взгляда, направленного куда-то мимо меня, мимо этих стен и, наверное, города. Туда, куда никто не смог бы добраться, может, в тот мир, где она хотела бы сейчас оказаться, где тепло, никакой злобный голос не называет её «дурочкой» и где зефира и других сладостей полным полно.

Зато у меня появилась возможность рассмотреть беглянку внимательнее: с возрастом я ошибся, передо мной сидела уже не девочка, а вполне себе девушка. Сколько ей было? Пятнадцать, шестнадцать? Может, больше? Хрупкое телосложение и небольшой рост вводили в замешательство, а глаза иногда светились совершенно детской наивностью.

– Эй, – буркнула она, разворачиваясь в сторону. – Чего смотришь?

– Вкусно?

Она неопределённо дёрнула плечиком и бросила на меня смущённый взгляд.

– Я просто так спрашиваю, не бойся.

– Никто не боится, – пролепетала девчушка, пряча остаток зефира в ладошке.

– Кто этот человек, от которого ты бежала?

– Не скажу, это моё дело.

– Ладно… Не говори. Я пойду?

– Не надо. Погоди ещё. Покажу, где выйти.

– Он такой страшный?

– Нет.

– Ну тогда я могу выйти, где зашёл.

Девчонка резко поднялась, и только тогда я заметил, что на ногах у неё стоптанные кеды, из белых ставшие серыми. Вообще, одета она была не по погоде.

– Стой! А ты ведь где-то здесь живёшь, да? – я решил хвататься за соломинку, снова убеждая себя в необходимости знать то, что уже, в сущности, ничего не изменило бы.

– А что? – застыла беглянка, глядя на меня сверху вниз.

– Можно я спрошу кое-что?

– Ну.

– К вам ведь приходят новенькие?

– К кому это, к нам? – она снова опустилась на пол, подобрав под себя ноги, и разжала кулачок. Мой взгляд приковался к остатку зефира. Было в этом факте что-то тревожное, обидное и печальное, отчего стало стыдно. Пока кто-то отказывался от плохо прожаренного мяса в ресторане и выкидывал недоеденный салат, эта девчушка и тысячи подобных ей, радовались простой сладости, самой обыкновенной, без изысков.

– Э… – я запнулся, подбирая верное слово. Бездомные? Бомжи? Беспризорники?

– Приходят.

– Часто?

– Когда как.

– Осенью, может, помнишь, не приходила высокая женщина? Красивая. Стройная. Волосы длинные, шоколадного цвета, блестят ещё на солнце красиво. В ушах серёжки. Хотя, может, уже и не было их… Родинка над бровью! Вот.

– А зовут как?

– Звали… – поправил я и отвернулся от слишком прямого взгляда. – Лита. Елизавета, если полностью. Но она так никогда не представлялась.

– Она кто тебе?

– Женой была.

– М… Нет, не приходила такая. Другая была. Но не высокая.

– Осенью?

– Ага.

– Жаль.

– Найти не можешь? – она выпрямила ноги и принялась доедать зефир.