Татушечка. История заблуждений.

В нашем городе N. никогда не исчезала атмосфера некоторой неустроенности: что в детстве я ловил запах безнадёги из районов на окраине, что сейчас кожей чувствовал разлившуюся по тротуарам тоску. Город рос и развивался, становился красивее и ярче, но в самой середине весны, когда с зимнего дна поднимается грязь, когда стены домов мокнут от растаявшего снега и тяжёлых дождей, весь флёр радостной современности, с восторгом смотрящей в будущее, слезал, как старый потрескавшийся слой краски.

Здесь всё ещё можно было наткнуться на самый настоящий наркопритон, или вечером не суметь заказать такси в некоторые районы. Конечно, когда-нибудь свет надежды доберётся и туда, но пока ещё мы все, вместе с малой Родиной, застряли в неприглядном прошлом, отдающим девяностыми, ну или на крайний случай началом двухтысячных. Мне было с чем сравнить – по вопросам фирмы мы с Литой частенько летали в столицу, настоящий город будущего. Хотя я всегда допускал, что и это – только видимость.

Луж сегодня было чуть меньше, чем в начале недели, и я успел немного порадоваться приближению тепла. Но ветер неприятно задувал под пальто и выдавливал из глаз слёзы. Мелкими перебежками я сделал пару пересадок с одного автобуса на другой, доехал до конечной и дальше побрёл пешком, путая следы. Чувство стыда за своё ребяческое поведение и за желание пообщаться с теми, кого обычно сторонятся, злило, будто вместо заказанного вкуснейшего торта, принесли протухшее нечто.

Я уже слышал, как мать говорит о загубленной репутации, о серьёзных проблемах с психикой. Видел, как печально качает головой отец и хмурится Ашер, бросая грозные взгляды на Кешу, чтоб тот или промолчал, или успокоил маму. Эллу Владимировну.

Да и чёрт бы с ними. Не обязан я ни перед кем оправдываться. Обещал Ашеру последний разговор – значит, будет последний.

Где-то вдалеке шумела объездная дорога, своим гулом напоминая о том, что город жил, жив и будет жить, хотя бы в отместку этому кошмарному району. На самом деле он не был настолько уж диким и страшным и мог бы даже стать вполне приличным, если бы до этих мест добрались руки жадных застройщиков. А пока они только слепо нащупывали пути-дороги, почти на самой границе с пустырём стояли штук пять заброшенных, полуразрушенных домов, построенных годах в пятидесятых прошлого века. Когда я был школьником, здесь ещё кипела жизнь, вернее, теплилась. После перестройки огромные квартиры многим стало содержать не по карману, из коммуналок народ разбегался похлеще тараканов от дихлофоса, – пьющие и наркоманящие соседи были никому не нужны. Кроме того, пустырь на противоположной стороне улицы должны были отдать под свалку. На волне этих слухов и общего бедственного положения микрорайон пустел. Позже дома выкупил какой-то предприниматель, но так ничего с ними и не сделал. Так вот и стояли они, как пятно от ветрянки на чистой коже. Унылые, кургузые, страшные. Населённые такими же брошенными, побывавшими в употреблении людьми, пережёванными и выплюнутыми судьбой.

Я свернул в арку, борясь с ветром, и кое-как преодолел первый двор, самый приличный с виду. Через него, правда, чаще ходили жители нормальных домов, сокращая путь к остановкам автобусов. Моя же цель находилась чуть дальше, минутах в пяти плутаний.

Серо-коричневый, дурнопахнущий квадратный дворик со следами пепелищ, мусором и нагромождением проржавевшего металлолома. Было тихо, только в крышах посвистывал ветер, да гремел оторвавшимися листами покрытия. Я медленно пробирался вдоль бывших жилых подъездов, одновременно и боясь наткнуться на какого-нибудь агрессивного мужика, и всем сердцем желая встретить милую грязную старушку.

Никого. Будто вымерли.

Пройдя ещё немного вперёд, я остановился так, чтобы меня можно было увидеть из почти всех окон, выходивших во двор, с намерением подождать.

Сработало.

Минут пять спустя из подъезда вышла женщина неопределённого возраста, завёрнутая в дырявый шерстяной платок, беззубая и сморщенная. Пахло от неё дешёвым алкоголем. Даже банально.

– Чего припёрся? – дыхнула она на меня перегаром.

– Поговорить.

– Смелый?

– Можно и так сказать. Я заплачу. Или продукты привезу.

– Мент?

– Нет.

– Докажи!

Я достал паспорт и развернул перед женщиной. Не уверен, что она читала, наверное, просто рассматривала фотографию, но кивнула удовлетворительно.

– Деньги вперёд.

– Сколько?

– А смотря чего надо.

– От вас уходит кто-нибудь?

– На тот свет, – мерзко хохотнула она.

– Эй. Я плачу, – пришлось напомнить.

– Редко уходят. Идти некуда.

– А из тех, кто переночевать?

– А таких мы редко берём. Опасно. Натравят шавок… А нам этого…

– Понятно. Был кто интересный за последний год?

– Экие ты вопросы, парень, задаёшь. Точно мент!

– Говорю же, – нет, – я протянул ей купюру в пять тысяч. Она хмыкнула, быстро схватила её грязнющими руками и прищурилась. Я знал, что весь этот маскарад для чужаков и полиции. На самом деле никто не ходит настолько грязным и прекрасно знает, из органов человек или нет.