Когда пришло время открывать королевский зверинец для посетителей, Бальтазар Джонс отпер калитку, выходившую к осушенному рву. Очередь, которая простояла несколько часов, немедленно потекла внутрь. Бифитер последовал за туристами на тот случай, если возникнут вопросы, хотя он и опасался, что не сможет на них ответить. Все остановились перед пустым пингвиньим вольером и прочли на табличке с информацией, которую он сам повесил, что эти птицы не только считаются одними из самых маленьких пингвинов на свете, но еще и отличаются особенной сообразительностью. Туристы вполне удовольствовались объяснением бифитера, что пингвины временно находятся у ветеринара, а затем потопали по дощатым мосткам, чтобы рассмотреть подарок президента России. Остановившись у таблички со словами: «Покормите меня», они задержались, глядя на животное, похожее на маленького медведя с желтыми полосками, сбегающими по темному меху. После того как вольготно развалившаяся росомаха неприлично рыгнула, молодая девушка спросила у Бальтазара Джонса, много ли ест это животное.
— Даже больше бифитера Гаолера, — ответил он.
Когда группа собиралась перейти к жирафам, бифитер тут же предложил сначала заглянуть к Герцогине Йоркской, пока там не образовалась очередь. Все согласно замычали, и он повел экскурсантов в крепость к башне Деверо. Пережив недолгое разочарование оттого, что их представили вовсе не бывшей невестке принцессы Дианы, а синемордой курносой обезьянке с шерстью оттенка тициановых волос, они достали фотоаппараты, уверяя, что сходство между двумя герцогинями просто поразительное. Потом бифитер предложил им отправиться к птицам, но не так-то просто было сдвинуться с места — вся лестница была запружена толпой жаждущих увидеть мармозеток Жоффруа во всей их красе.
Раздраженный внезапным наплывом туристов, йомен Гаолер пересек Тауэрский луг, на секунду остановившись, чтобы указать одной из посетительниц путь к кафе «Тауэр». Пожелав ей удачи, он пошел дальше к королевской церкви Святого Петра-в-оковах, гадая, настанет ли время, когда он снова будет спать по ночам. В предрассветный час его разбудил скрип кожаных башмаков, выхаживающих взад и вперед по столовой этажом ниже. Вместо ругательств, поносящих испанцев на чем свет, дом наполнился стихотворными мольбами, обращенными к женщине по имени Синтия. А сразу же после этого в его спальню начала просачиваться табачная вонь, усиливая его желание закурить. Он остался в постели, лежал, натянув до подбородка простыню, опасаясь не только за сохранность своей картошки, но и за жизнь королевской землеройки, отличающейся тонкой душевной организацией.
Когда они с женой только переехали в Тауэр, им показалось весьма странным, что такой большой дом стоит пустым. Узнав, что прежние жильцы переехали в один из маленьких домов с террасами в переулке Монетного двора, они решили, что предыдущему семейству не нравились наглухо заколоченные окна, заложенные камины и бесчисленные замки в дверях. Они выдернули гвозди, привели в порядок дымоходы и только на ночь закрывались на один замок. Вместе они выбрали новые обои и начали потихоньку соскребать со стен никотиновые пятна, слушая пластинки на граммофоне, который когда-то давно им преподнесли в качестве свадебного подарка. Уже скоро они наткнулись на зловещие предостережения, которые дети предыдущих жильцов нацарапали на стенах. Отмахнувшись от них, как от детских фантазий, они продолжали ремонт, покачивая немолодыми уже бедрами под музыку, под которую танцевали в период ухаживаний.
Их счастье начало меркнуть, когда жена йомена Гаолера обвинила его в том, что он снова начал курить, хотя он категорически это отрицал. С каждым разом, когда он отказывался признать, что снова поддался пагубной привычке, жена распалялась все больше. Она перечисляла всех родственников, жизнь которых трагически оборвалась раньше времени из-за этого порока, но каждую ночь дом снова и снова наполнялся запахом табака. Уверенная, что ее мужа ждет ужасная ранняя смерть, она покинула Тауэр, отправившись на поиски нового супруга — задача, на выполнение которой не потребовалось много времени, поскольку в ней сохранилось еще немало очарования.