Тауэр, зоопарк и черепаха

Лежа в темноте, Геба представляла себе, как сейчас ее муж в одной пижаме бродит по Тауэру, с египетским флаконом в руке, которая уже забыла, как ласкать жену. Она сделала все, что могла, чтобы избавить его от пагубной страсти. Поначалу она перехватывала его у дверей спальни. Но скоро он наловчился выскальзывать незаметно и успевал пройти до середины лестницы, пока не раздавались те самые семь слов, которых он с детства боялся и которые с тем же гневом произносила его мать: «Ну и куда же это ты собрался?» Его стойкий интерес к искусству исчезать незаметно привел к некоторым неожиданным результатам.

Геба Джонс начала сама изучать самоучители по незаметным побегам, которые он приносил из общественной библиотеки, и запирала дверь спальни раньше, чем успевали погаснуть ночники, а пока муж в сортире вел неравную борьбу с запором, она прятала ключ. Но однажды утром ее фокус вышел им боком, потому что она забыла, куда положила ключ. Едва не задыхаясь от унижения, она попросила мужа помочь ей в поисках. Он вынул незакрепленный камень рядом с одним из окон с затейливым переплетом, но нашел в тайнике только очередную стопку надушенных любовных писем, которые сам писал ей в период ухаживаний. Тогда он подошел к камину, сунул руку за широкий каменный бордюр наверху и вынул из-за него старую жестяную коробку из-под конфет. Открыв ее, он обнаружил пару серебряных запонок со своими выгравированными инициалами, начертанными самым восхитительным почерком. Жена призналась, что это подарок, который она купила ему на Рождество четыре года назад, но так и не вручила. Ее радость оттого, что она снова видит эти запонки, и восторг Бальтазара Джонса, вдруг получившего неожиданный подарок, потряс их обоих до глубины души. Но уже скоро они возобновили поиски и искали, пока бифитер не наткнулся в ящике ночного столика жены на откровенно порнографические журналы. «Это еще тебе на кой черт?» — спросил он, тем самым инициировав сход лавины. Они снова забыли о том, что искали, и следующие полчаса задавали друг другу вопросы. Ответы вели к новым вопросам, которые, в свою очередь, спровоцировали серию обвинений с обеих сторон.

Прошло больше часа, прежде чем они вернулись к поискам ключа. К тому времени запонки уже отправили обратно в жестянку из-под конфет со словами, что подарок, пожалуй, подождет до Рождества. В конце концов пришлось признать поражение, и Бальтазар Джонс позвонил по телефону главному стражу, чтобы тот их вызволил. Главный страж лишь с четвертой попытки сумел забросить запасной ключ в открытое окно, и тут Геба Джонс заметила, что ключ преспокойно торчит в замочной скважине, и поспешила украдкой его вынуть.

С тех пор дверь у них в спальне больше не запиралась, а никакие просьбы не могли удержать ее мужа от ночных прогулок. Однажды утром Геба Джонс, к своей немалой радости, узнала, что ночью его застукал главный страж. Однако вскоре ее радость сменилась негодованием, потому что поползли слухи, будто Бальтазар Джонс ходит к Евангелине Мор, молодой докторше тауэрской общины, при виде которой у многих ее пациентов учащалось сердцебиение. Сплетне почти поверили, потому что большинство любовных афер обитателей Тауэра разворачивалось на территории крепости после того, как ворота запирались на ночь. Геба Джонс сразу же поняла, что в сплетне нет ни слова правды, — после смерти Милона муж забыл о любовных утехах, — но она все равно две недели не позволяла ему спать в их постели. Он спал в ванне, и ноги у него торчали по бокам от кранов. Там было тесно, сыро, по нему ползали пауки, а во сне ему казалось, будто он тонет в лодке посреди океана. Каждое утро Геба Джонс вставала пораньше, чтобы набрать ванну, не удосуживаясь извлечь из нее мужа, и сначала открывала кран с холодной водой.

И сейчас, глядя на часы у кровати, она чувствовала, как по жилам растекается гнев оттого, что ее в очередной раз лишили покоя. Обычно она осуществляла свою месть, едва муж возвращался в постель, источая запахи ночи: Геба Джонс наносила один-единственный, зато очень точный удар. Едва ее муженек погружался в сон, она, заслышав его ровное дыхание, совершала короткую вылазку в туалет, топая хуже часового. Не закрыв за собой дверь, она опорожняла мочевой пузырь. Шум был как от ливня, отчего ее муж в ужасе подскакивал, уверенный, что попал в гнездо шипящих змей. Когда инфернальное шипение все же подходило к концу, он немедленно снова проваливался в сон. Но, кажется, всего через несколько секунд его жена, идеально рассчитав время, не менее громко, хотя и не столь продолжительно, извергала из себя струю во второй раз, завершая оглушительным сливом воды, и муж снова просыпался, разбуженный так же грубо, как и в первый раз.