Тауэр, зоопарк и черепаха

Руби Дор отправилась искать того, кто согласится на время занять ее место за стойкой, а капеллан вихрем взлетел по лестнице. Он снял рясу, причесался и вернулся на свое место за кухонным столом, надеясь, что она найдет себе замену. Довольно скоро Руби Дор появилась снова, успев вручить бутылку вина одной из бифитерских жен, которая согласилась посидеть вместо нее.

Они вышли из крепости, пробравшись сквозь толпу туристов, и были ошеломлены огромной очередью желающих попасть в музей. Сидя друг против друга в вагоне метро, они обсуждали удивительную популярность королевского зверинца, неожиданную для всех. Капеллан, завершив рассказ о своих любимых ящерицах Иисуса Христа, заметил, что перед выходом забыл надеть носки.

Когда они пришли в аббатство, Руби Дор спросила, не хочет ли он для начала быстренько взглянуть на памятник Исааку Ньютону; не все знают, что Ньютон двадцать восемь лет прослужил в Тауэре директором Королевского монетного двора. Они стояли рядом, рассматривая рельефы на стенке саркофага, где обнаженные мальчики держали золотые слитки и сосуды с монетами и разжигали огонь в кузнечном горне. К полному восторгу хозяйки таверны, капеллан повел ее в Уголок поэтов к памятнику из серого пурбекского мрамора, который поставлен Джеффри Чосеру, с 1389 по 1391 год надзиравшему в крепости за ходом строительных работ.

Задержавшись на мгновение, чтобы показать самую старую в Британии дверь, сохранившуюся с середины одиннадцатого века, преподобный Септимус Дрю повел свою спутницу в музей, расположенный в сводчатой крипте Святого Петра. Руби Дор в изумлении глядела на собрание фигур королей, королев и важных общественных деятелей, выполненных в полный рост, причем многие из них были в подлинной одежде и все, за исключением лорда Нельсона, похоронены прямо в аббатстве.

Святой отец пояснил, что одно время тела усопших монархов бальзамировали и выставляли на всеобщее обозрение для проведения служб и похоронных обрядов. Позже стали использовать восковые фигуры, поскольку подготовка к церемонии занимала очень много времени. После 1660 года такие фигуры уже не использовались в траурных процессиях, их заменили золотой короной на пурпурной подушечке, зато ими стали отмечать место захоронения.

Он показал ей витрину с самым древним скульптурным портретом: Эдуард III, выточенный из выдолбленного куска орехового дерева. Диковинку четырнадцатого столетия как-то изучал один эксперт из лондонской полицейской лаборатории.

— Как выяснилось, немногие сохранившиеся на бровях волоски принадлежат небольшой собачке, — завершил капеллан.

Когда они перешли к Генриху Седьмому, святой отец заметил, что лицо короля, с асимметричным ртом, впалыми щеками и крепко сжатыми челюстями, скопировано с посмертной маски.

Руби Дор перешла к памятнику Нельсону, купленному в 1806 году, чтобы люди, стекавшиеся к его гробнице в соборе Святого Петра, стали бы приходить в аббатство, бравшее входную плату. Присоединившийся к ней преподобный Септимус Дрю заметил:

— Кажется, скульптор лишил его левого глаза вместо правого.

Под конец они подошли к скульптурному портрету герцогини Ричмонд и Леннокс, облаченной в то самое платье, в котором она присутствовала на коронации Анны в 1702 году. Руби Дор тотчас наклонилась, чтобы внимательно рассмотреть историческое чучело попугая, водруженное на шесток рядом с фигурой хозяйки, — это чучело веками влекло к себе толпы близоруких таксидермистов со всего мира, которые благоговейно опускались на колени перед священным объектом.

Пока она рассматривала птицу, преподобный Септимус Дрю, чьи поразительные познания уже привлекли несколько добровольных слушателей, пересказал историю попугая и герцогини. Когда Френсис Стюарт стала камеристкой жены Карла Второго, она была так прекрасна, что король тут же влюбился в нее. Однако не он один отметил несомненные достоинства юной девы, позднее послужившей моделью Британии на медалях. Пытаясь ее соблазнить, один потерявший голову придворный подарил ей в знак привязанности молодого попугая, купленного у поиздержавшегося португальского моряка. Птица не говорила ничего, кроме португальских ругательств, и Френсис Стюарт тратила столько времени, пытаясь обучить попугая хотя бы самым простым приличным английским словам, что король, приревновавший ее к пернатому, много раз пытался тайно его умертвить. Однако мерзкая птица неизменно выкидывала из кормушки отравленные орехи, мгновенно замечала за коврами башмаки придворных, поджидавших в засаде с сетями, и безошибочно распознавала, когда рука тянется к ее шее не с тем, чтобы погладить, а чтобы свернуть.