Тауэр, зоопарк и черепаха

Френсис Стюарт в итоге сбежала и вышла замуж за герцога Ричмонда. Однако, когда она вернулась ко двору, король был все так же очарован ею, и его ревность к сквернословящему попугаю была так же велика, как велика страсть к его хозяйке. В самые отчаянные моменты он уверял даже, что этот попугай самый сильный его соперник в любви. Когда же в 1702 году герцогиня умерла, попугай тосковал шесть дней, рассказывая о своем горе на чистейшем английском, после чего тоже умер. Из попугая сделали чучело и выставили рядом с ее скульптурным портретом из уважения к их сорокалетней дружбе. И король, давным-давно упокоившийся в аббатстве, не мог этому помешать.

Руби Дор пришла в такой восторг от этой истории, что на обратном пути купила открытку с изображением герцогини, но, к сожалению, без еще более знаменитого попугая. Возвращаясь вместе с преподобным Септимусом Дрю на станцию «Вестминстер», она искренне недоумевала, почему мужчины вечно рассказывают о том, какие они сами умные и благородные, когда женщины больше любят слушать удивительные истории вроде истории о попугае.

— А-четыре, — сказала Валери Дженнингс, бросив на коллегу быстрый взгляд из-под шикарных ресниц.

Геба Джонс посмотрела на нарисованный ею квадрат.

— Мимо, — сказала она. Спустя миг она сама произнесла: — Е-три.

— Подбила, — отозвалась Валери Дженнингс, нахмурившись. — В-пять.

— Ты только что потопила мой эсминец, — призналась Геба Джонс, протянув руку, чтобы ответить на телефонный звонок.

Валери Дженнингс предложила сыграть в морской бой, заметив, что Геба Джонс снова смотрит куда-то в пустоту, потерявшись в мире, которого больше не существовало. Она сунула ей листок бумаги и вызвала на бой, надеясь, что игра отвлечет коллегу от ее горестей. Изначально она твердо решила, что даст ей выиграть, но как только они начертили свои квадраты и расставили корабли, Валери Дженнингс совершенно забыла о том, что собиралась подбодрить коллегу. Вместо того она принялась уничтожать вражеские суда с безжалостностью пирата и потрясать абордажной саблей в тот момент, когда у нее закралось подозрение, что Геба Джонс поставила одну из подлодок по диагонали, что категорически запрещалось правилами международных вод.

Осознав, что только что потопила весь флот Гебы Джонс, Валери Дженнингс решила в знак примирения вымыть холодильник. Она влезла в туфли на высоких каблуках, из-за которых пальцы ног превращались в два красных треугольника, и поднялась, вооружившись парой желтых резиновых перчаток и влажной тряпкой. Когда она наклонилась, чтобы заглянуть в холодильник, несколько прядей вырвались из пучка на затылке, и, как бы она ни старалась заправить их обратно, волосы упорно падали на глаза с назойливостью мух. Раздраженная, она поискала, чем бы их закрепить, и заметила на одной из полок пластмассовый шлем викинга. Она нахлобучила шлем, закинув за спину прикрепленные к нему желтые косы, и вернулась к своей работе. Выбрасывая пустую коробку из-под пирожных, оставшуюся от тех славных дней, когда они в одиннадцать часов еще устраивали перекусы, Валери горько пожалела, что не накрасилась, отправляясь на обед с Артуром Кэтнипом.

Когда зазвонил швейцарский коровий колокольчик, Геба Джонс тотчас распознала, что кто-то пытается вызвонить на нем греческий гимн. Она встала, направляясь к прилавку, однако задержалась по дороге, чтобы набрать код на сейфе, что уже вошло в традиции их конторы.

Как только она скрылась за дверью, Танос Грамматикос поставил колокольчик на прилавок и поцеловал кузину в щеку. После никчемной поездки к миссис Перкинс Геба Джонс отказалась от поисков иголки в стоге сена и попросила брата зайти, чтобы осмотреть урну. Хотя он обладал всего лишь зачаточным знанием темного плотницкого ремесла — и доказательством тому служил палец, который пришлось пришивать, — Геба Джонс надеялась, что брат сможет определить, из чего сделана урна.

— Как ты? — спросил он. — На прошлой неделе я видел в газете фотографию Бальтазара. Почему у него за спиной орава обезьян показывает гениталии?

— Я не стала спрашивать, — ответила Геба Джонс.

Он поглядел на ящичек с прахом у нее в руках.

— Это она? — спросил он, забирая урну и проводя пальцем по кремовой поверхности древесины. — Если честно, никогда не видел такого дерева. Ты не против, если я кое-кому покажу?

— Только не потеряй, — взмолилась Геба Джонс.

— Я когда-нибудь что-нибудь терял?

— Палец.

— Да не терял я его. Он все время лежал на полу.

— Ладно, будь осторожен. Здесь все же прах человека, — сказала она. — Его и так уже один раз потеряли.