Тауэр, зоопарк и черепаха

В итоге она отыскала дом, выстроенный в пятидесятые года, чтобы закрыть дыру, оставленную немецкими бомбардировщиками в сплошном ряде викторианских домов. Открыв железные ворота, она поглядела на ряды нарциссов вдоль дорожки и подумала, цветут ли те, что она посадила на крыше Соляной башни. Она протянула руку в перчатке и нажала на кнопку звонка, чувствуя, как холодный воздух обволакивает ноги. Дверь все не открывали, поэтому она приставила ладони к оконному стеклу и заглянула в дом. Там, сидя в кресле перед телевизором, спал пожилой мужчина. Она осторожно постучала по раме окна, отчего хозяин вздрогнул. Он поглядел на нее, и она слабо улыбнулась. Поднявшись на ноги, он побрел открывать дверь.

— Чем могу служить? — спросил Реджинальд Перкинс, чьи тонкие губы оказались чуть выше уровня дверной цепочки.

Геба Джонс посмотрела на старика, мечтая, чтобы он оказался тем самым хозяином.

— Меня зовут миссис Джонс, я работаю в бюро находок Лондонского метрополитена. К нам попала урна с прахом, на которой есть пластина с именем Клементины Перкинс. Я хотела узнать, не ваша ли это.

Он молчал так долго, что Геба Джонс усомнилась, услышал ли он ее вообще. Одинокая слезинка засверкала за мутными стеклами очков.

— Вы нашли ее? — наконец выдавил он.

Пока Геба Джонс расстегивала молнию на сумке, Реджинальд Перкинс возился с цепочкой, открывая дверь. Протянув руки, трепещущие, словно воробьи, он взял шкатулку и поднес к губам, которым больше было некого целовать.

Пока он заваривал в кухне чай, Геба Джонс дожидалась, сидя на диване и радуясь теплу газового камина. Гостиная этого дома все десятилетия благополучно закрывала глаза на новые веяния в декораторской моде, сохранив те же скромные обои, какие были наклеены с самого начала. На каминной полке стояла старая черно-белая фотография юной пары — только-только от алтаря, на церковном крыльце; оба сияли улыбками, уверенные в бессмертии своей небывалой любви.

Геба Джонс поискала в комнате следы присутствия Клементины: на стене висела в рамочке вышитая ваза с цветами; в фарфоровой пепельнице лежала розовая пуговица, которую она так и не собралась пришить; на подставке для стакана, которой пользовались теперь скорбящие родственники, значились ее инициалы.

Передавая Гебе Джонс чашку, Реджинальд Перкинс опустил в кресло костлявое тело, положил руки на подлокотники и принялся рассказывать историю удивительного путешествия Клементины Перкинс.

Они познакомились еще детьми, когда после войны стояли в очереди, чтобы отоварить сахарные карточки. Их матери подружились на почве непредвиденных трудностей, связанных с неожиданным возвращением домой мужей. Дети вместе играли, пока матери рассказывали друг другу о том, как приживается в доме чужак, которого дети, давным-давно его позабывшие, вынуждены теперь называть папой.

Через год матери потеряли друг друга из виду, когда семья Перкинсов переехала. Однако одного расстояния было недостаточно, чтобы оборвать дружбу, завязавшуюся между их отпрысками. Не в силах ждать, полагаясь на почтовую службу, подростки слали друг другу письма через молочника. Тот сам только что женился и хорошо понимал страдания тех, кто болен любовью. Какое-то время все шло хорошо, пока молочник не начал путать письма, отданные ему влюбленными, с записками других клиентов. Уже скоро домохозяйки на несколько миль вокруг проклинали тупоголового молочника, который оставлял на их крыльце листы с многословными излияниями страсти заодно с неверным заказом, тогда как влюбленные силились понять, какой романтический подтекст скрывается за просьбой доставить еще одну бутылку молока.

Свадьбу устроили скромную, к концу года Клементина Перкинс уже была беременна. Потом родилось еще двое детей, и они вели вполне счастливую жизнь в своем зеленом районе. Потом они оба рано вышли на пенсию, чтобы проводить побольше времени вместе, и самой большой радостью для них стали дневные экскурсии по историческим местам Англии. По мере того как они старели, Реджинальд Перкинс все больше боялся предстоящей разлуки с женой, он смотрел из окна гостиной, как она возится в саду, и думал, что же хуже: умереть первым или вторым.

Он так и не пришел ни к какому выводу, когда она вдруг упала в ванной во время их поездки в Испанию, которую они предприняли, чтобы она немного приободрилась после угрюмой зимы. Домой он возвращался, погруженный в молчание, синий рюкзак с останками жены стоял на соседнем сиденье. Много месяцев он не хотел выходить из дома и, как ни уговаривали дети, не желал расставаться с останками.

Однажды днем он сидел в своем кресле, понимая, что больше не в силах сносить одиночество. Он пошел в кухню, сделал себе сэндвич с рыбной пастой, положил в рюкзак вместе с урной. После чего отправился в Хэмптон-Кортский дворец — интересное место, которое они с женой собирались посетить следующим.