Таун Даун

* * *

Сэма убили! Канаду спасли, а Сэма не уберегли! Сэм… милый добрый Сэм. Вся вина его в том, что он, видите ли, маньяк. Подумаешь! Я знал множество людей, которым бы не помешало стать маньяками… Хоть что-то в своей жизни улучшить! Исправить… Да, Сэм любил вылавливать на улицах ночного Монреаля шлюшек в военных куртках и рок-н-ролльных ботинках. Да, он выискивал их у SAQ-ов… Ну насиловал. Ну убивал. Но в остальном – это был настоящий святой. Я видел над Сэмом нимб! Клянусь, нимб… Грудь разрывают рыдания. Руки трясутся. Самое страшное – никому и не расскажешь. Убили Сэма тайком. Подлые годдамны… Англичашки сраные, совсем с ума посходили! Шуток не понимают! Дело происходило, рассказывает мне ошалевший Солнцеед, таким образом. Когда мы с Малышом Дауном покинули помещение – кстати, по-английски, – старый добрый Сэм встревожился. Даже тогда, за несколько часов до своей смерти, он думал о ком-то еще… О нас он думал! Обходил зал, тактично постукивал грузчиков по плечу пальчиком. Тук-тук, я твой друг. Прости, дружище, не видал ли ты Владимира и его Малыша Дауна? Нет? Ну ладно, долби сучку дальше… Сэм пропадал… растворялся в полутьме зала… тьма шевелилась, стонала, охала. Все трахались. Слиплись комом червей. Даже Лаврилка не выдержала – это я ее раздрочил, я! – и прошлась язычком по парочке наших коллег. Да и по бойцам Армии Освобождения Квебека тоже. Единственным, кому не досталось, оказался Джастин Тюрдо. Лидер Либерально-Консервативно-Демократическо-Экологической Партии Канады! Он всегда просил, чтобы его имя упоминали исключительно в контексте партии… Раз так, я просьбу выполняю. Лидер Либерально-Консервативно-Демократическо-Экологической Партии Канады Джастин Тюрдо, оттрахав парочку проституток из кордебалета «Канадиен», вызвал лимузин и скрылся в ночи. За ним потянулась вереница прихлебателей. Докер тоже пропал… А вот Делин Сион осталась! Ее собрали по кусочкам – заставили всех фанов вернуть по клочку, что на память прихватил. И она ожила! Безутешная, рыдала на сцене, рассказывая всем, как умирает от рака ее муж. Никто не плакал. Он ведь уже лет сорок умирает! Все от того же рака! Давай-ка, сестричка, лучше поиграем в зверька о двух спинках, предложил Делин кто-то, и певичку стащили в зал. Перед тем как ее ляжки сверкнули над месивом тел, Делин успела выкрикнуть что-то про вечную признательность, которую будет испытывать к своему Ренош, показавшему ей мир… Тут рот ее открылся, и в него присунул кто-то из моих приятелей. Делин даже и тогда не смогла замолчать. Мычала что-то на манер шотландского гимна. Или ирландского?.. Не поймешь. Зависит от корней. В Канаде все гордятся своими корнями, потому что больше им гордиться нечем. Ведь настоящий – единственный честный – корень этой страны они обрубили. Да, я снова об индейцах. Итак, Сэм бродил по залу, спотыкаясь о трахающихся участников вечеринки… поскальзывался на шелковых флагах… остатках конфетти… и лицо его постепенно мрачнело. Он буквально предчувствовал свой конец, говорил мне, плача, Солнцеед. Тот, хоть и скопец, а человеческих чувств не утратил. С вечеринки не ушел, жрал колбасу тайком со столиков, потом прошелся языком по всем яйцам и щелям, которые только сумел в темноте нащупать. Но что там Сэм? О Сэм. Добрый, честный Сэм. Всего лишь маньяк. Клянусь, я бы ему свою жизнь… детей своих доверил. И дело вовсе не в пресловутой честности. А Сэм был честен. Дело в том, что он прямо глядел в глаза своей судьбе и не отворачивался от нее. Нынче, в век лжи, это дорогого стоит! Он не врал себе, не прятал пустоту или правду – а это одно и то же, кстати! – за селфи в социальных сетях или попытками раздуть свое эго соломинкой через задницу при помощи покупок в кредит… социального и личностного роста… тому подобного дерьма… Сэм честно признавал – себе! самое главное, это дать показания себе самому! ты сам – лучший для себя следователь, Порфирий Иванович – что он сексуальный маньяк. А обозначить проблему – практически ее решить. Он мог себя контролировать. Ну ровно до тех пор, пока не терял над собой контроль. Но он отличался от массы уже тем, что четко понимал – контролирует он себя или уже перестал. Я любил Сэма. Конечно, говорю я, утирая слезы, он был вдобавок ко всему еще и… Ну как бы… Короче…