Таверна «Ямайка»

Она дошла до условленного места и остановилась в ожидании. Вдалеке показалась небольшая кавалькада — лошадь, запряженная в двуколку, сзади бежали еще две лошадки. Кучер поднял кнут в знак приветствия. Кровь прилила к лицу девушки. Она ненавидела себя за слабость; если бы то, что она чувствовала, было чем-то живым, она растоптала бы его ногами. Завернувшись в шаль, Мэри ждала, нахмурившись. Подъехав, Джем присвистнул и бросил к ее ногам небольшой сверток.

— С Рождеством Христовым. У меня вчера завелась монета и прожгла дыру в кармане. Нужно было от нее избавиться. Это тебе новый платок.

Такое начало обезоруживало, было трудно сохранять равнодушие.

— Очень мило с вашей стороны, — отвечала Мэри. — Боюсь, что вы зря старались.

— Меня это мало волнует. Я привык, — вернул колкость Джем, и, окинув ее своим возмутительно наглым взглядом, стал насвистывать какой-то немелодичный мотив. — Ты рано пришла. Боялась, что уеду один?

Она забралась на повозку, устроилась рядом и взяла поводья.

— Как хорошо снова держать вожжи в руках, — сказала она, пропустив реплику мимо ушей. — Мы с матерью всегда ездили в Хелфорд раз в неделю, в базарный день. Кажется, так давно. Болит сердце, когда думаешь об этих временах. Нам было весело вдвоем даже в самые трудные времена. Вам не понять, конечно. Вы никогда не любили никого, кроме себя.

Джем сложив руки на груди, наблюдал, как она управляется с лошадью.

— Эта лошадь отлично знает дорогу, можешь дать ей свободу, она приведет, куда надо. Она никогда не ошибалась. Ну вот, так-то лучше. Лошадь знает, что несет ответственность за тебя — можешь ей довериться. Что ты говорила сейчас?

Мэри ослабила поводья и смотрела вперед на дорогу.

— Ничего особенного, — ответила она. — Я говорила больше сама с собой. Так вы собираетесь двух лошадей продать сегодня?

— Двойной доход, Мэри Йеллан, и если ты поможешь мне, у тебя будет новое платье. Ну, не пожимай плечами. Терпеть не могу неблагодарности. Что с тобой сегодня? В лице ни кровинки, глаза потухли. Тебя тошнит или живот болит?

— Я не выходила из дома после нашей последней встречи. Сидела в комнате со своими мыслями. С моими родственниками не очень повеселишься. Постарела на сто лет за эти дни.

— Жаль, что ты так подурнела. Я-то думал прокатить по Лонсестону с хорошенькой девушкой, чтобы парни подмигивали и завидовали мне. А ты совсем сникла. Не лги, Мэри, я не слепой. Что произошло в таверне «Ямайка»?

— Ничего не произошло. Тетя толчется в кухне, а дядя с бутылкой бренди, как обычно. Это я изменилась.

— Были посетители?

— Я не видела. По двору никто не проходил.

— Что ты так сжимаешь губы? И под глазами синяки… Ты выглядишь усталой. Я однажды видел женщину в таком состоянии в Плимуте, но у нее была причина — муж вернулся после четырехлетнего плавания по морям. У тебя, наверное, другие обстоятельства? Кстати, ты не по мне ли скучала?

— Я думала о вас один раз, вы правы. Гадала, кого повесят раньше — вашего брата или вас. Но с лица я спала не из-за этого.

— Если Джоза повесят, он сам будет виноват, — сказал Джем. — Когда человек сам лезет в петлю, ему некого винить. Он на три четверти уже висельник. Если петля затянется — так ему и надо, бутылка бренди не спасет его, он будет висеть трезвым.

Какое-то время они ехали молча. Джем поигрывал кнутовищем, Мэри смотрела на его руки — длинные, ловкие пальцы, в них были та же сила и изящество, что у брата. Но эти руки влекли ее, а те — отталкивали. Она вдруг поняла, влечение и отвращение идут бок о бок, граница между ними почти незаметна. Открытие неприятно поразило ее, она невольно отпрянула. «Предположим, что это Джоз в молодости», — подумала она и тут же пожалела. Теперь причина ненависти к старшему брату стала ясна.

Голос Джема вывел ее из оцепенения.

— Куда это ты смотришь? — спросил он.

Мэри отвела глаза.

— На ваши руки, они очень похожи на руки брата. Долго нам еще ехать по болоту? Это не большак там впереди?

— Мы выедем на него чуть ниже, проедем еще пару миль так. Значит, ты обращаешь внимание на мужские руки, вот как. Никогда бы не подумал, глядя на тебя. Значит, ты все-таки женщина, а я-то думал, что ты неоперившийся подпасок с фермы. Может, ты все же расскажешь мне, почему ты сидела в спальне четыре дня? Женщины любят напускать на себя таинственность.

— Никакой тайны здесь нет, — отвечала Мэри. — В прошлый раз вы спросили, знаю ли я, почему моя тетя выглядит как живой призрак, не так ли? Теперь я это хорошо знаю.

Джем смотрел на нее с любопытством, потом присвистнул.

— Вино — забавная штука, — произнес он. — Однажды, это было в Амстердаме, я напился, когда сбежал с корабля. Помню, что часы на церкви били девять вечера, я сидел на полу и держал в объятиях хорошенькую рыжеволосую девчонку. Очнулся в семь на следующее утро, без ботинок, без штанов, лежа на спине в канаве. Что было между девятью и семью — не помню. Я часто думаю, что я мог натворить за это время? Никак не могу вспомнить — отшибло память.