Таверна «Ямайка»

Она лежала тихо; они не двигались, не было посторонних звуков, только рокот волн, наплывавших на берег, откатывавших и снова наплывавших; полоса волнорезов белела в темноте.

Туман медленно поднимался, открывая вид на узкую полоску залива. Очертания скал становились рельефнее и внушительнее. Море казалось бесконечным и необозримым. Справа, вдалеке, где высокие скалы вдавались в залив, Мэри заметила слабый мерцающий свет. Сначала она приняла его за звезду, но свет звезды должен быть белым и неподвижным, а этот раскачивался на ветру, установленный на отвесной скале. Она напряженно наблюдала за огоньком, он снова метнулся в сторону, как кошачий глаз в темноте. Он плясал вверх и вниз, словно его зажег сам ветер и теперь носил за собой живое пламя, которое нельзя задуть. Группа у скалы не обращала на него внимания, их взгляды были устремлены на море.

Вдруг Мэри поняла, почему они не замечали сигнального огня, и этот мигающий глазок из обещания спасения для ищущего причала судна превращался в предвестника гибели. Это был ложный огонь. Ее дядя и его шайка специально укрепили его в опасном месте, чтобы заманить корабль в ловушку. В воображении девушки маленький огонек все разрастался, лучи, казалось, исходят из самой скалы, он даже изменил цвет и из белого стал желтым, как гнойная язва. Кто-то дежурил у огня, наблюдая, чтобы он не погас. Время от времени темная фигура возникала перед ним, на мгновение закрывая собою свет, после чего он снова ярко загорался. Потом фигура начала спускаться со скалы на берег; кто бы он ни был, но он явно спешил и не соблюдал осторожности, земля и камни летели из-под его ног вниз. Звук испугал людей на берегу, и впервые за все время они переключили внимание с моря на спускавшегося со скалы компаньона. Мэри видела, как он что-то кричал, сложив руки в виде рупора, но ветер уносил слова, она их не могла расслышать. На берегу его, видимо, услыхали, судя по охватившему их волнению, некоторые даже отделились от группы и бросились ему навстречу. Он снова что-то прокричал и указал рукой на морс, они побежали к волнорезам, забыв об осторожности, их топот гулко раздавался в темноте, бегущие старались перекричать друг друга. Тут один из них — это был ее дядя, она узнала его по массивной фигуре и прыгающей походке — поднял руку, требуя молчания, они все замерли, был слышен только плеск волн у их ног; они стояли вдоль берега неплотным рядом, их черные фигуры на фоне светлого песка выступали отчетливо.

Мэри смотрела в ту же сторону. Вскоре из темноты и тумана показался слабый луч света в ответ на тот, что горел на скале. Новый свет не мерцал и не раскачивался, подобно первому, он то нырял в глубину ночи, как путник, уставший от своей ноши, потом снова взвивался, будто поднятый победоносной рукой, одолевшей, наконец, непроницаемый заслон. Новый сигнал приближался к первому, словно невидимая сила притягивала их; скоро они сойдутся и будут светить, как два белых глаза в темноте. Люди внизу не двигались, ожидая, чтобы огни сблизились до нужного расстояния.

Второй свет снова нырнул, стали видны очертания корабля, черные мачты возвышались над массивным корпусом, белая пена дыбилась внизу. На мачте вновь зажегся сигнал, он сближался с тем, что мигал на берегу, гоня судно прямо на скалу; оно летело весело вперед, как мотылек на свечу.

Мэри ничего больше не слышала. Она бросилась, что было сил, вниз, на берег, крича на бегу и размахивая руками; ветер дул в ее сторону, отчаянные крики девушки возвращались к ней, словно в насмешку. Кто-то схватил ее за руку, бросил на песок, наступил на нее ногой, посыпались камни и удары. Сильный голос осыпал ее проклятиями, руки девушки скрутили за спиной и связали бычьим шнурком, врезавшимся в кожу.

Ее оставили лежать, связанную и беспомощную, в двадцати ярдах от волнореза, с тряпкой во рту. Она задыхалась, и попытки предупредить об опасности оказывались тщетными. Мэри зарыдала, и ее стоны вскоре слились с воплями ужаса и рыданиями пассажиров. Воздух стонал и наполнялся нечеловеческими криками; летели щепки от разбитого корабля, впиваясь в тело беспомощно лежавшей возмутительницы спокойствия, распростертой, будто распятой, на песке. Стоял невыносимый скрежет от разлетавшихся вдребезги обшивки и снастей. Морс шипело и дыбилось между берегом и кораблем, один волнорез взмыло вверх волной и понесло на корабль. Черная глыба — то, что осталось от судна, — качнулась и тяжко повалилась на бок, как гигантская черепаха, по воде плескались обрывки снастей и паруса. За борт все еще отчаянно цеплялись еле различимые точки — люди, которым удалось пока удержаться от падения в воду, они липли к разбитому дереву, как моллюски. Но вот раскололась державшая их часть борта, и все точки одна за другой скатывались в море, их слизывали волны и погружали в пучину безжизненные уже тела.