Таволга

Скоробей бежит, Осман бежит. Горы кругом. А раньше их тут не было. Шел богатырь, устал, лег на землю, руки раскинул. Вьется птичка над ним: «Слаб-богатырь, слаб-богатырь…» Рассердился он, сжал землю руками и смял ее. И стали в этом месте горы. Едет Алешка по тем горам, песни поет, все замечает. Горка свежей земли у дороги — крот-землекоп шел, сунулся носом — твердо, вылез наружу, перебежал дорогу, опять в землю ушел. Муравьишки дома свои закрыли, сидят в тепле, сказки друг другу сказывают. Свиристели рябину клюют, свиристят, будто позванивают, предупреждают — холода скоро. Дрозды кричат, в стаи сваливаются, улетать собираются. Синички пищат, не торопятся, им зимовать тут.

Дорога в гору ведет, золотистая — лист нападал. Березы по краям золотистые. Солнышко светит. А небушко синее, будто перо из крыла птицы сойки. Весело ехать.

Под горой сухое болото. Сосенки тонкие, чахлые, пихтач мелкий, мох висит на нем плесенью. Мягко под ногой, будто по перине идешь. Сохатые тут живут, горбоносые да рогатые. На кочках клюква, ягода кислая, красная, много ее — собирай знай. Ползает Алешка между кочек, обеими руками клюкву берет. Одной рукой в шапку кладет, другой — в рот. Вкусно, однако не малина, много не съешь.

Дальше едет. За поворотом сосна лежит — ветром выворотило, корни вверх торчат, будто медведь на дыбы встал. По стволу бурундук-полосатик бежит. Увидел Алешку, за сук спрятался, выглядывает. Щеки оттопырены — семян набрал про запас: нельзя лениться, зима долгая, пропадешь.

Осман — к зверьку, а тот под ствол да в нору — достань его. Пес сконфузился, побрехал для виду, пофыркал, покрутил головой, опять побежал. Дымом напахнуло. Еще поворот — и приехали.

Вначале показались штабеля бересты да жердь на перекладине, на колодезный журавль похожая. Заедешь с другой стороны — землянка: дверь да оконце наружу. В землянке дальняя стена кирпичная, за ней печь и котлы по бокам, не видно их. Нары, большая кочерга, бочка для дегтя в углу, огарок на подоконнике, ведро с водой на лавке, плащ да шляпа деда Антона на гвозде висят, а больше ничего нет.

Надел Алешка плащ и шляпу, отодвинул заслонку, в печи углей гора. Лицо у Алешки красное, с носа пот каплями падает, по груди ручейком течет. Жарко! Накидал бревешек, задвинул заслонку, наверх пошел, на самую крышу, где котлы выходят. От них трубы к бочкам протянуты, по ним деготь течет.

Стоит Алешка, совсем как дед Антон, в затылке скребет: «Вышел деготь или не вышел? Открывать котел или подождать? А, была не была», — решается, сметает золу с крышки котла, багром сдвигает ее.

Голубой дым в щель вырывается, искра идет — значит, весь деготь вышел. Когда деготь не вышел, дым зеленый и искра не идет. Радуется Алешка, ловит крюки на жерди, опускает в котел, корзину железную зацепить ладит. Ноги жжет, лицо печет, руки прижигает. Зацепил, однако, на другой конец жерди животом ложится. Огненная корзина вверх выходит, ветром искру далеко несет. Осман в стороне сидит смирно, поглядывает. Алешка хозяин тут, будешь мешаться, как раз попадет. Склонил голову набок и наблюдает, как Алешка, освещенный солнцем и жаром углей, сильный, как богатырь, очищает корзину, достает поддон, метет в котле. Метла горит, макает ее в бочку с водой — и снова в котел. В котле — треск. Осман язык высунул, дышит — бока вздымаются. А каково Алешке?

Валится Алешка на землю, раскидывает руки в стороны, смотрит в небо. А оно разделено на две части — самолет пролетел. Алешка тоже, может быть, когда-нибудь станет летчиком. Летай себе да поглядывай вниз, что там люди поделывают. Кто лес валит, кто сплавляет его, кто смолу курит или деготь гонит — сверху все видно. Много увидишь! Или, как отец, на Север поедет, дома строить там станет. Можно в геологи: сегодня — здесь, завтра — там…

Солнце к лесу клонится. Осман есть просит.

— Подождешь, — Алешка встает и за второй котел принимается.

Хороший хлеб печет бабка Дарья — белый, высокий, пушистый. Режет Алешка ломоть себе, ломоть — Осману. Колокольчик звенит — Скоробей идет, тоже хлеба надо. Алешка ломоть солью посыпает, коню дает. Мясо режет, с Османом делится. Конь жует, Алешка жует; Осман все съел, облизывается, еще просит.

— Мясо надо долго жевать, — советует Алешка, — а так какой толк? Ты жуй.

Обедают, разговоры разговаривают, думы думают.

Ветер в деревьях шумит, листья летят. Утка косяком тянет — вечер скоро. Дегтем пахнет. Из бочек дымок пошел — это жар из бересты деготь выжимает. Течет он по трубам: кап-кап-кап — капли падают в бочку. Алешкин деготь течет.