Таволга

А снег-лепень все падал и падал. Я тоже, подобно моему спутнику, готов был лечь и не вставать. В таких случаях крепкий чай — лучшее средство. Свернул к большой ели, снял ношу, достал топорик, и через пять минут под хвойной крышей горел костерок, шипели на закопченном котелке капли. Постелил штормовку и устроил спаниэля сушиться. Туман сгустился так, что терялось ощущение расстояния и объема. Прошел лось, и он показался не более косули, а мелькнувший рябчик, наоборот, не менее глухаря. На кустах висели капли, от котелка тек аромат чая. В такие пропащие дни особенно остро чувствуешь благо огня и живого существа рядом.

Сидим, чаевничаем, разговариваем. Собаки очень любят, когда к ним обращаются дружелюбно, приободряются, как бы желая понравиться.

— Колбасы хочешь? То-то любишь, когда угощают, а сказать не желаешь, как зовут — это уж невежливо.

Смотрит, крутит куцым остатком, поскуливает, будто знал, да вот только что забыл слово.

— А ну-ка, давай другой бок к огоньку…

Вдруг он приподнялся, затем стал оседать, как резиновая игрушка, из которой постепенно выпускают воздух.

Из тумана вышел охотник. Кивнул мне, стряхнул с кепки снег, протянул руки над костром и тут увидел пса.

— Кай?!

Спаниэль пополз за мою спину.

— Ваш? — спросил я и объяснил, где подобрал его и при каких обстоятельствах.

— Кай! Ко мне, ведьмин племянник! — Он достал шнурок и привязал собаку.

— Как же она оказалась в лесу? — спросил я. — Не гончая, не могла выйти из слуха в погоне за зверем и отбиться?

— Оставил. — Пришелец прикурил от уголька.

— Вы оставили собаку в лесу?

— Поспорил, что просидит сутки у брошенной рукавицы. Приказал сидеть, а сам домой. В соседях вечером свадьба — загулял, да и откатал четыре дня. А утром тесть по сено поехал, и я с ним — туман из головы разогнать.

— Вы же испортите собаку.

— Было бы что портить. У егеря взял, думал: первый класс, элита — думал, а по правде сказать, совсем пустая собака. Кай, вперед! Я те поверчусь, я те…

Так они и скрылись в тумане.

БАРСУК

В начале сентября береза начинает подгорать с середины, исподволь занимаясь все более и более и, наконец, вспыхивает вся. Есть момент, обычно в третьей декаде, когда березняк словно покрыт желтым туманом, и от него как будто начинает исходить золотое сияние. Но пройдет два-три или один только день — и прощай благодатная пора.

В такой именно день я оказался в березовом лесу, на склоне горы, пересеченной неглубоким оврагом, густо поросшим мелким черемушником, тальником, осинником, — все тем сором, по которому ходить обычно люди избегают.

А мне нравятся такие места. Здесь сразу видна осенняя особенность каждого кустика, каждой ветки. Ива медленно переходит из зеленого в салатный и, наконец, в лимонный цвет. Быстрее всех желтеет и осыпается липа. С нее срываются плодики с крыльчатками, и бывает весело смотреть, как они летят и вращаются, словно диковинные парашютики. Яркий пурпур осин, киноварь черемух, бордо рябин — бесконечно удивляют. Одна ольха как стоит, так и скинет зеленый лист.

Теплая благодать растворена в тишине. Даже улетающие птицы успокаиваются. В этот час, кажется, все расслабляется и приходит к согласию.

Дрема смежает глаза. Гудит шмель. Я отмахиваюсь, не помогает. Оказывается, мотоцикл. Он тарахтит все сильнее и останавливается за оврагом. Появляется человек в каске, оглядывается и внимательно смотрит под ноги, как обычно стараются обнаружить оброненный ключ.

— Эй, друг! — кричу. — Что потерял?

Он как бы спотыкается, отыскивает меня глазами и молча уходит. Трещит мотоцикл и стихает вдали.

Перебираюсь через овраг. Нахожу барсучью нору, и все становится ясным. Здесь, у входа в нору, он ставил капкан и приехал проверить. Хорошо виден оттиск, но самого капкана нет. От норы чуть приметный след к оврагу. Я прошел и спустился на дно. Там увидел свежую землю, а в крутой стене — нору. Из нее торчал капкан. От него к бельевому шнуру привязана палка. Она застряла в кустарнике, веревка натянулась и не давала зверю закопаться дальше.

По расчету человека барсук, попав в капкан, должен был бы кинуться в нору, палка не дала бы ему далеко уйти: за нее легко бы было извлечь его наружу. Барсук почему-то бросился прочь и свалился в овраг. Приезжий, очевидно, принял меня за инспектора, подумал, что я снял капкан, и постарался скрыться от возможной неприятности.

Я освободил перебитую лапу и оставил барсука в покое, надеясь, что за долгую зиму нога заживет и таинственные сумерки летнего леса вновь наполнятся деловитым беспокойством белолобого увальня.

ПОПОЛЗЕНЬ

К охотничьей избушке добрались задолго до заката и решили пробежаться с удочками по заветным местам скрытой в глухой ареме лесной речушки. Вытряхнули содержимое рюкзаков на стол под навесом, при этом со стола скатился огарок свечи. Я подобрал его и сунул на жердь под настилом крыши. Перехватив на скорую руку по бутерброду, мы отправились к речке. Тотчас на стол под навес свалились пара московок и поползень, что крутились все время возле, пока мы занимались рюкзаками.