Таврида: земной Элизий

Гордость ханского Крыма – мечеть в Гёзлеве – соорудил турецкий архитектор Коджа Синан, родом грек, тот самый, который построил еще две мечети, три месджиды (часовни), баню и малый дворец Бахчисарая. Все эти строения ничем не отличаются от мечетей, бань и часовен, построенных Синаном в Стамбуле, Адрианополе, Мекке, Дамаске и многих других городах. Это образцы османской архитектуры.

Бахчисарайский дворец подобен многокрасочной палитре. В замысловатости его строения соединились усилия арабского, персидского и османского искусства, но тщетно искать здесь подобия золотоордынским сералям с их округлыми или воронкообразными крышами, тяжелыми полами из мраморных или кирпичных плит с цветной керамикой, в которой преобладали желтые и голубые тона.

Зоркий глаз академика Палласа, побывавшего на полуострове в конце XVIII века, приметил лишь один памятник золотоордынского зодчества. Это были мавзолеи Эски-Юрта в предместье Бахчисарая (близ Азиса), которые Паллас считал местом «старого кочевья». Полуразрушенные, они тем не менее сохранили «куполообразность» и тяжелую мраморную облицовку дверей, которую Паллас сравнивал с мавзолеями приволжской золотоордынской столицы Сарая-Берке.

Однако нужны были пытливость и познания Палласа, чтобы разобраться в причудливой смеси всего, что оставили в Крыму европейцы времен Гомера и те, которые властвовали здесь в дни Юстиниана, рассмотреть остатки монгольского могущества и образцы арабского, персидского и турецкого искусства.

Заурядный путешественник, совершив свои дипломатические или торговые дела, спешит оставить эту страну, где политика всегда колеблется, где торговля ничтожна и где, любуясь красотами природы или зодчества, рискуешь поплатиться жизнью.

Свое пребывание в этом сомнительном государстве путешественник стремится скорее завершить. Обычно он возвращается морем. В Кафе или Гёзлеве он ждет отплытия какого-нибудь судна, предпочитая волю стихий произволу ханских дорог.

Крым-Гирей, дэли-хан

Народ татарский в покое быть никогда не желают для своего обыкновенного облову и корысти и желают всегда войны и кровопролитья, отчего они яко хищники полнятся и богатеют.

П.А. Толстой. Состояние народа Турецкого (

1703–1706)

Черные и улусные татары и те, которые ковыряли землю Крыма самодельным плугом и бороной (занятие презренное, годное лишь для рабов), – все ждали дня, когда наконец затрубит рог посланцев сераскира и можно будет собирать табуны, отощавшие в сухих степях, и седлать коней военным снаряжением. Всю зиму, лето и осень только и жили россказнями о богатом ясыре прошедших войн, когда вся семья, считая и женщин, ежедневно ела мясо, а пленники, связанные попарно или закованные в колодки, обрабатывали поле и лепили из самана новые загоны для овец. Было время! А теперь дети с раздутыми от всякой дряни животами играют заржавевшими колодками и ремешками, которыми когда-то связывали пленников. Люди голодают. Дошли до того, что даже главе семьи пекут лепешки только к пятнице, да и то из ячменных высевок. Все остальные хлебают тощую кашицу из проса и грызут чеснок.

– Алла, алла, алла, – провозглашает муэдзин, как будто хочет сказать: «Мужайтесь, братья!» Мулла, который хорошо знаком с самим карасубазарским муфтием Сеид-Ахмед-эфенди, говорит с его слов, что всё дело в недостатке молитв и что, когда народ был богомольнее, всё шло хорошо: были благословенные пророком войны против неверных, землю возделывали пленные и всем хватало того, что привозили с войны и что давали поля. А ведь по всей стране было более двухсот тысяч кибиток и ста пятидесяти тысяч домов. Муфтий, несомненно, говорит правду, потому что он ученейший человек и кроме священного Корана всегда читает огромную книгу о землях Крымского ханства, написанную от руки на татарском языке шейхом Махамедом еще двести лет тому назад.

Многие же из бывалых людей винят во всём тех султанских капуджиев, которые распоряжаются всеми татарами Крыма, запрещая им под страхом смертной казни ходить к русским селениям за ясырем и другой поживой. Татары должны терпеливо ждать, пока султан пришлет хану «саблю и кафтан» (что означает: «Собирайся в поход!»).

Нет, народ татарский, и особенно ногайцы, недовольны такими порядками. Ропот слышится повсюду, и в глухих балках уже находят обезглавленные трупы ханских и султанских чиновников.

Наконец по степям пронесся тот ветер, который предвещает бурю.

Разнесся слух, что дни хана сочтены и что буджакские мурзы поднимают восстание за нового хана, сераскира Буджакской орды, Крым-Гирея. Этот Гирей, по словам посланцев от Буджакской орды, могуч и страшен, как горный поток весной. Он стремится всей своей силой обрушиться на неверных, которые еще не отмщены за поход 1737 года.