Таврия

— Врал он нам, Данько… Никогда не пересохнет Днепр, пока светит солнце, не будут копать люди в нем криниц… Тарас Шевченко другое пророчил…

И словно сквозь сон, неожиданно мягким, мечтательным голосом Валерик заговорил в сторону необъятной степи:

I дебр-пустиня неполита,
Зтiлющою водою вмита,
Прокинеться: i потечуть
Веселi рiки, а озера
Кругом гаями поростуть,
Веселим птаством оживуть…

— Святые слова… — послышался поблизости задумчивый голос Мокеича.

Все больше нагревался сухой воздух. Все чаще батраки поглядывали вперед, высматривая колодец.

Марево потекло над степью.

Через час-другой из-за пригорка вынырнуло массивное белое строение с разными хозяйственными пристройками, поднимавшимися над зеленью молодого, аккуратно распланированного парка. Это была та самая земская школа, в которой еще недавно учился Валерик. Словно недоступные помещичьи палаты, стояла она одиноко посреди открытой степи, невдалеке от дороги, окруженная парком и прилегающими к нему лесопитомниками, обнесенная (неизвестно против кого) каменным забором с белой капитальной аркой, выходившей прямо на дорогу.

Увидев знакомый двор, Валерик просиял, но тут же помрачнел… Сладкими радостями и горькой полынью повеяло на него оттуда, от родной школы! Светом первых детских сияний, болью первых незаслуженных обид, щемящей тоской безвозвратности растревожила она сейчас его чуткую душу. Матерью была или мачехой — разве это сейчас важно? Щедрой была на все, и на том спасибо… Этот молоденький парк он сам в позапрошлом году сажал с ребятами, вот в тех питомниках еще весной, совсем недавно, окулировал молодые абрикосы, под этой аркой столько раз свободно проходил… Теперь ему туда, под родную изогнутую арку, вход запрещен, школьный звонок звонит уже не для него. Почему? За что? Только за одно намерение пойти в плавни, за отвращение к фискальству, за те «крамольные» чтения, которые одни и могли осветить перед ним дремучие дебри жизни?!

С веселым безразличием смотрела школа на своего опального пасынка. Он приближался к ней в новом обществе, в толпе обшарпанных невольников, с запыленной школьной кокардой на лбу. Коса и грабли крест-накрест — коси и сгребай теперь, парень, до самого горизонта!

Валерик надеялся, что около школы они остановятся напиться, — школьное начальство тоже не зевало, промышляло водой. Однако Гаркуша отдал приказ: не останавливаться, двигаться дальше до хуторов, потому что в школе, дескать, вода тухлыми яйцами воняет. Какую-то женщину, которая кинулась было под арку к колодцу, приказчик перехватил на полпути, завернул, пригрозил плеткой:

— Хочешь, чтоб колики напали? Не для того я тебя нанимал!

— Ишь, все-таки заботится о нас приказчик, — сказал кто-то удивленно, — беспокоится о нашем батрацком здоровье…

Но бывалые сезонники объясняли заботу Гаркуши совсем иначе:

— К отцовскому хутору будет гнать, чтоб папаша мог больше на воде заработать…

В школе был как раз перерыв. Ученики, столпившись под аркой, с интересом осматривали сезонников, которые медленно проходили мимо.

— О! Поглядите! — вдруг крикнул кто-то из школьников. — Задонцев наш там! Эгей! Валерик! Ты куда?

Валерик улыбнувшись, помахал однокашникам на прощание рукой и ответил гордо, по-батрацки:

— В Новые Искания!

XII

В белом атласном платье сидит Софья Фальцфейн в парке, в беседке, принимает гостей.

Беседка стоит на высоком холмике, насыпанном в одном из самых живописных уголков ботанического сада, вблизи большого пруда, обрамленного по берегам искусственными гротами и массой тропически широколистой пышной зелени. Дикие утки, Магеллановы гуси спокойно плавают на водах пруда. Грациозной группой застыли на островке розовокрылые фламинго. Отраженные водой, они как бы залюбовались своими тонкими шеями, длинными, стройными ногами. По дорожкам парка свободно похаживают надутые фазаны, сверкая на солнце тяжелым пурпуром, горячим золотом оперения, придавая всему окружающему налет фантастичности.

Отсюда, из высокой беседки, виден почти весь асканийский парк. С востока над парком, как зубчатый бастион, мощно вздымается кирпичная водонапорная башня, выстроенная в стиле средневековых рыцарских замков. Утопая в зелени, белеет господский дом с открытыми окнами в сад, за ним, словно гигантские черепахи, поблескивают черепицей другие строения экономии — контора, флигеля для гостей, экипажные сараи… Сквозь ветвистые деревья просвечивает под солнцем слегка взволнованное ветром необозримое море ковылей.

В степи бушует весна. Цветет ковыль, звенят-переливаются невидимые жаворонки. Над Асканией плывет аромат распустившейся персидской сирени, окутывая беседку словно фимиамом.

Сегодня у Софьи Карловны гостят мадам Шило, жена бериславского городского головы, и преподобная Лукерья — игуменья Заднепровского монастыря. Обе были на ярмарке в Каховке, и оттуда занесло их в Асканию — прибыли навестить своего кумира — Софью Карловну.