Те, кого нам суждено найти

Она надевает хирургическую маску, сверху очки. Они напоминают мне о Кейси. Я с трудом сглатываю от волнения.

– Через секунду накатит нейрон-успокоитель. Операция продлится пятнадцать минут. Две дозы обезболивающих заберешь на выходе. Послеоперационные осложнения на тебе.

Мучают вопросы – задавай сейчас.

– Я в порядке, спасибо.

Девушка на секунду останавливается и впервые внимательно смотрит на меня. Кажется, она собирается спросить, уверена ли я. Не каждый день просят извлечь Интрафейс. Да и я не тяну на типичного клиента.

– Может остаться шрам, – предупреждает она.

Шрам. Мне смешно. Хочется спросить: «Ты видела мое лицо?»

Конечно, не видела. Оно прячется под миллиметровым слоем тоналки.

Я под психоделиками. Без таблеток не смогла бы сюда спуститься. Один взгляд на мои показатели жизненно важных функций организма расскажет, что со мной не так.

Но здесь их не проверяют. А если и проверяют, то им безразлично. В мастерской тела свои законы, отличные от тех, за какие боролась Эстер. Не думаю, что они подрывают права человека.

– Эй, – пальцы щелкают перед глазами. – Все о’кей?

– Угу.

Я часто дышу. Мысли о предстоящей смерти не дают повода для веселья.

– Чувствую действие лекарств.

Девушка хмурится. Она хочет что-то добавить, но вмешивается другой голос.

– Джинкс, я сделаю сам.

Воспоминания исчезают. Я опускаюсь на дно. Оно плоское, без скал, травы и деревьев, совсем как там, на земле. Только галька покрывает дно на всем протяжении. Не знаю, зачем плыву туда. Везде все то же самое.

Что-то сверкнуло в песке. Купол размером с дом. Серебряный, как крышка-клош к изысканному горячему блюду. Я доплываю до него, он поднимается. Без колебаний заплываю внутрь.

Морская вода засасывает и выплевывает на что-то гладкое, холодное. Откашливаясь, поднимаюсь на руках. Сквозь пальцы струится синий свет, слишком тусклый, чтобы осветить пространство с кривыми стенами. Глаза обжигает, когда прищуриваюсь, стараясь разглядеть хоть что-нибудь.

Странно. Раньше не жгло, даже когда держала их широко открытыми в соленой воде. И раньше я не мерзла. Теперь же меня трясет. Я шлепаюсь на ноги и почти падаю в обморок. Перед обожженными глазами бегут мушки. Нервы натянуты. Я сгибаюсь пополам. Меня скрючивает от боли. Вода бьет фонтаном изо рта и носа. Пищевод и глаза горят.

Все заканчивается. Плотину прорывает. Мысли и эмоции бензопилой разрезают меня. Я ору, когда онемение, вытекая из вен, прекращается. На долю секунды боль исчезает, чтобы вернуться в десятикратной силе. Потому что я вспоминаю. Вспоминаю.

Герой… пытался убить меня… но я убила его… он был мертв… но потом он… ожил… и я… я вошла прямо в океан, поплыла и нырнула вниз. Я утонула, но продолжала плыть, погружаться, пока не достигла дна. И вот я здесь. Я, твою мать, здесь, внутри какого-то странного купола на морском дне, живая. Но была ли я живой?

Была ли я когда-нибудь живой?

Тянусь к стене для поддержки и вздрагиваю, когда от моего прикосновения загорается множество мигающих лампочек. Я в гладком матовом тоннеле, ведущем вниз. Медленно, осторожно, чтобы больше не дотрагиваться до стен, передвигаюсь внутри него. Кажется, что горящие лампочки – единственные разумные предметы в этом холодном, мертвом месте. Чем дальше иду, тем больше теряю свои ощущения.

Перестаю чувствовать запах морской воды, перестаю слышать. Воздух слишком безвкусен, и слишком тихо. Предчувствие дурного растет внутри меня. Чутье толкает вперед, а разум требует вернуться. Для чего? Чтобы всплыть на поверхность? Опровергнуть факт, что я утонула?

Сколько времени прошло? Сколько времени с тех пор, как я оставила Героя привязанным к кровати?

Не знаю. Не знаю, чего боюсь больше: вопросов, которые ждут впереди, или ответов, оставленных на острове.