Пошив одежды для шестерых отъезжающих потребовал чудовищных затрат. Батист стоил по тридцать пять долларов за ярд, нитки были невероятно дороги. Если сдать дом в аренду обставленным, то придется купить матрасы, одеяла, подушки, посуду и серебро. Конгресс проголосовал за предоставление Джону приличного оклада — около двух тысяч фунтов стерлингов в год, но он получит их после возвращения… Джона все время тревожило ее волнение, а вдруг их захватят британцы…
К середине января Абигейл поняла, что потерпела фиаско. Джон боролся, стараясь выколотить средства у своих должников, изыскивая пути накопить деньги, не вползая в долги. Капитан судна, только что возвратившегося из Франции, откровенно говорил, что обзавестись хозяйством в Париже дороже, чем в Массачусетсе.
В этот вечер они отчужденно лежали в постели, каждый на своей стороне.
— Не выходит, Джон.
— Виноват я. Если бы занимался правом, отложил на черный день пару тысяч фунтов стерлингов…
— Ты должен поехать один. Это единственно возможное решение.
Он промолчал.
— Разве, Джон, это не разумно?
— Вроде бы.
— Следует быть осторожными?
Он не отвечал.
— Хорошо. Мы останемся дома. Как было в последние одиннадцать месяцев.
Джон повернулся к ней лицом, но не обнял.
— Выдержишь ли ты? Ведь почты не будет месяцами. Многие письма затеряются. Мы не будем ничего знать друг о друге, даже живы ли мы.
— Понимаю, буду страдать. Я достаточно привыкла. Буду ждать и терпеть в меру своих сил.
Утром, когда они сообщили детям о своем решении, Джонни не показал вида, что взволнован.
— Я еду.
— Нет, Джонни, мы решили.
— Я настроился ехать. Я буду помогать папе. Около него должен быть один из нас.
— Ты будешь прекрасным помощником для меня, Джонни. Но как быть с мамой?
Абигейл сдержала слезы. Джонни помогал ей во многом, не говоря уже о том, что доставлял почту. Ей будет его страшно не хватать. В трудные моменты он составлял ей компанию, был также другом для других детей. К тому же ей придется волноваться за двух уехавших так далеко.
Сын смотрел ей в глаза и умолял:
— Мама, ты позволишь мне поехать, не так ли? Я обучусь многому. Получу хорошее образование. Здесь такого нет. Ты сама это говорила.
Абигейл взглянула на детей. Они наблюдали за ней молча, с широко открытыми глазами.
— Да, Джонни, ты можешь ехать.
Она повернулась и вышла из комнаты. Это было самое трудное в ее жизни решение.
В середине февраля Абигейл одиноко стояла на вершине горы Уолластон, ветер развевал ее волосы, тот самый ветер, который влек фрегат «Бостон» на северо-восток к линии горизонта. На сердце у нее было тяжело. Она вспомнила строки из Книги судей Израилевых: «Левую руку свою протянула к колу, а правую свою к молоту работников; ударила Сисару, поразила голову его, разбила и пронзила висок его.
К ногам ее склонился, пал и лежал, к ногам ее склонился, пал; где склонился, там и пал сраженный».
КНИГА ШЕСТАЯ
КАКИМ ВИДИТСЯ АД
Перестройка адвокатской конторы Джона в галантерейную лавку завершилась. На столе, предназначавшемся для клиентов, Абигейл разложила рулоны марли, стопки носовых платков, цветных лент, перьев, митенок и перчаток, французское столовое стекло, голландские краски.
Коренастый Томми, которому в этот жаркий июльский день 1781 года исполнилось девять лет, снял с полок юридические книги отца, завернул их в старые экземпляры «Бостон газетт» и отнес на чердак. На освободившиеся места Абигейл положила рулоны тканей, доставленные из Европы, — ситец и сатин, барселонские льняные ткани, а также ткани из Бенгалии, нанку, персидский шелк, шерстяные ткани, крашеные, блестящие. Из секретера Джона Абигейл извлекла его бумаги, пометила, связала отдельными пачками, а затем аккуратно сложила в сундук на чердаке. В ячейки секретера она поместила шпильки, игральные карты, искусственные цветы, сургуч, черный китайский чай.
Стоя у выходившей на дорогу Бостон — Плимут двери, через которую, не нарушая покоя остальной части дома, в лавку входили покупатели, Абигейл с удовлетворением обозревала свое хозяйство. К ней подошел Томми. Он не обладал живостью ума, присущей Джону Куинси, и заразительным юмором Чарли, но Абигейл ценила его как наиболее практичного из трех сыновей. На него всегда можно было положиться; медлительный и методичный, он неизменно завершал начатое дело.
— Прекрасный вид, ма.
— Лучше, чем торговать за кухонным столом, Томми. Ты очень помог мне. И ты, Нэб.
— Рада, что ты довольна, мама, я же нет.