Это была короткая временная передышка. В середине декабря, когда Джон находился в Портсмуте по делу судна «Лузанна», посыльный из Нью-Йорка доставил ей три письма: первые два от делегатов-друзей Джона — Джеймса Ловелла и Дэниела Робердо, а третье — от Генри Лоуренса, недавно заменившего Джона Хэнкока на посту председателя Конгресса. Она вскрыла первым письмо Ловелла, прочитала несколько строк, и радужное настроение последних дней лопнуло как мыльный пузырь.
«Все обеспокоенные за процветание наших дел во Франции поручили мне настаивать на том, чтобы ты принял поручение, для выполнения которого тебя избрали. Принесенные тобой личные жертвы побуждают надеяться, что ты возьмешь на себя это новое дело… Нас беспокоит преклонный возраст доктора Франклина. Нам нужен безупречно честный человек в посольстве».
Абигейл пошла к освещенному солнцем креслу у окна, выходившего на запад. Что означает это письмо? Дрожащей рукой она вскрыла письмо Робердо.
«В данном случае мы не спрашивали твоего мнения о домашнем счастье, а думали о необходимости, испытываемой страной, использовать в ее интересах твои таланты. Я ожидаю согласия с чувством радости на столь почетное обращение, которое, не сомневаюсь, не окажется столь длительным испытанием для тебя и твоих близких, а для штатов явится благословением… Я посоветовал бы тебе взять с собой книги на французском и французского спутника…»
На глаза Абигейл набежали слезы, когда она вскрывала третье письмо, но и затуманенными глазами она увидела, что это было официальное предложение:
«Сэр, имею честь переслать в этом конверте выдержку из протоколов Конгресса от сегодняшнего дня, подтверждающую ваше избрание представителем при Французском дворе… Позвольте мне, сэр, вместе с друзьями Америки поздравить вас со столь высоким назначением и пожелать всяческих успехов и счастья.
Имею честь быть с глубоким уважением и почитанием вашим покорным слугой
Прочитав за пару минут эти строчки, Абигейл впала в глубокое отчаяние. Не прошло и двух недель счастья — и вот новый заговор. Поездка в Европу неопределенна по времени, она сопряжена с риском и опасностью. Ее жизнь превратится в бесконечное одиночество, наполненное тревогой и опасениями.
В остудившейся спальне не горел камин, и у охваченной отчаянием Абигейл не было сил растопить его. Она скинула платье, скользнула с головой под стеганое одеяло и задернула пологи кровати, пытаясь отгородиться от внешнего мира. Но всю ночь продолжалась ее отчаянная борьба против этого мира. Не приходится сомневаться, назначение Джона отвечает общественным интересам. Он входил в комитет, составлявший «План соглашений», написал документы, с которыми американские представители выехали в Париж. Нет, это назначение было логическим следствием его деятельности. Победа в войне должна принести серию соглашений с архиврагом Британии — Францией; они дадут Америке продовольствие, инструменты и машины, чтобы развернуть собственное производство, порох, оружие, артиллерию, деньги, обученных офицеров, инженеров, суда.
В эту мучительную бессонную ночь Абигейл поняла, что оказалась перед самым тяжелым конфликтом. Чтобы доехать до Конгресса, требовалось две недели пути, и всегда под угрозой, что делегатов может перехватить генерал Хау. Но Париж, Париж! Более трех тысяч миль, два — четыре месяца в пути и более для обмена письмами. Разработка соглашений — дело медленное, кропотливое; Джон может уехать на… годы!
Считая себя несчастной, покинутой, Абигейл промочила слезами подушку.
Тихие ночные часы и одинокая постель стали безжалостным полем битвы без поддержки от кого-либо. Измученная, словно заблудившаяся в густом непроходимом лесу, она начала долгий, медленный подъем из болота отчаяния на открытую, пусть и усеянную камнями дорогу к солнцу.