— Моя дорогая, нас наняли создать учреждения, которые призваны обеспечить счастье сотням миллионов жителей в не столь отдаленное время. Мы должны иметь в стране в качестве исполнительного лица способного человека и на достаточно длительный период, чтобы обеспечить стабильность.
— Но не испугаются ли, что если исполнительное лицо долго остается у власти, то может стать монархом? Такие опасения вероятны.
— Я должен пойти на риск. Нами управлял Конгресс, мы хорошо знаем, как плохо он управлял. Большинство народа хотело, чтобы он стал единственным центральным правительством. Ради равновесия власти я должен высказаться в пользу сильного исполнительного лица. Если меня не поймут, тогда я вовсе не первый пророк, в которого бросали камни.
Прослышав, что дом Ройяла Тайлера, дом Вассал-Борланда, возможно, будет выставлен на продажу, Абигейл живо представила его себе, словно стояла на дороге в Брейнтри перед высоким, внушительным зданием, несколько напоминавшим дом священника в Уэймауте, где она выросла. Она вспоминала деревянную обшивку стен, красивые камины, широкую лестницу, просторный каретный сарай сзади, роскошные деревья и цветущий сад, напоминавший английские сады. Он был меньше дома Абигейл, который, как она решила во Франции, не могут позволить себе, земельные угодья были не столь большими, и тем не менее это был дом и ферма, которую при наличии средств можно расширить. Наконец, это было поместье, какое они в состоянии купить.
Абигейл выбрала момент, когда они возвращались пешком после визита в Вестминстерское аббатство, и спросила:
— Джон, ты помнишь дом Вассал-Борланда?
— Да, хорошо помню.
— Я осмотрела его вместе с Нэб и Тайлером до того, как он купил его. — Она покраснела. — Тайлер отказался от юридической практики и возвратился в дом своей матери в Джамайка-Плейн. Как ты думаешь, не купить ли нам это поместье? Я понимаю, что наш коттедж в Брейнтри слишком мал, не говоря уже о появившейся в семье тяге к роскоши.
— Напиши Коттону, пусть он посмотрит, — ответил Джон.
— Как по-твоему, не сказать ли о поместье Нэб?
— Какое мне до этого дело? — ответила Нэб. — Все это в прошлом.
Беременность Нэб проходила нормально, хотя она несколько пополнела. Сидя с нераскрытой книгой на коленях, Нэб мысленно вглядывалась в будущее. Абигейл уверяла дочь, что нужно терпеливо ждать. Временами Нэб волновалась, спрашивала мать, сумеет ли она справиться с ребенком, если тот заболеет. А вдруг он родится ненормальным, с одиннадцатью пальцами на руках или на ногах? Абигейл сказала дочери, что и у нее возникали такие вопросы. Может быть, к концу беременности Нэб следует вернуться в свою комнату в посольстве? Это избавит ее от поездок в утреннем тумане и вечером в дождливую и холодную погоду.
Книгопечатник Дилли быстро отпечатал работу Джона, который, со своей стороны, не тянул с правкой гранок. В хорошем переплете том получился солидным и, казалось, способным пробудить интерес не одного любознательного читателя.
— Я уверена, что это справедливо и в отношении содержащихся в книге идей, — прошептала Абигейл, когда Джон любовно погладил переплет и перелистал страницы.
Все члены семьи Адамс приняли участие в упаковке экземпляров, предназначенных для посылки Томасу Джефферсону, Элбриджу Джерри, Коттону Тафтсу, Сэмюелу Адамсу, Джеймсу Уоррену, Фрэнсису Дана, президенту Гарвардского университета, членам Континентального конгресса, а также Джонни, Чарли и Томми. Остальные тридцать экземпляров после отправки книг на рецензию в английские журналы были посланы Коттону Тафтсу с просьбой поставить на продажу в книжных лавках Бостона.
На первых порах в Англии критика была устрашающей. Джона обвинили в «хвастливой ученой показухе», а книгу назвали «путаной страстью к красноречию». Один из обозревателей ехидно писал: «Если бы книга была написана молодым человеком, стремящимся добиться академического признания, то в таком случае мы сказали бы, что в ней есть намек на активный многообещающий ум, но наш молодой человек, ревностно стремящийся показать, как много он прочитал, бездумно воспринял некоторые путаные понятия о правительстве и торопливо прошелся по их поверхности, не удосужившись изучить особенности и углубиться до дна».
Хотя книга может развлечь невежду и сбить с толка наивного, она не может «ни дать… информацию, ни привлечь внимание философа или литератора».
Двадцать четыре часа Абигейл сочувственно выслушивала излияния Джона по поводу ехидной критики и его замечания о газетчиках вообще, которых она назвала источником всевозможной лжи.
— Я первый соглашусь, что работа написана поспешно, — сказал Джон, — она такой и обречена быть. Мой проект настолько амбициозен, что его осуществление потребовало бы семь лет работы опытного ученого. Тем не менее мои концепции заслуживают тщательного рассмотрения.