Те, кто охотится в ночи

-- Это было... что-то чудовищное, -- проговорил он медленно. -Грязное. Нездоровое. Но, вне всякого сомнения, вампир. Блеклый -- вроде вас, Исидро, но кожа как будто поражена проказой и шелушится. Выше меня, выше Гриппена -- где-то на дюйм; и такой же широкий, может быть, даже шире. Белокурые волосы, но такое впечатление, что они у него вылезают. Голубые глаза. У него есть сообщник-человек: я слышал, как он убегал по лестницам с чердака, а потом отозвал от меня это чудовище, хотя странно, что оно его послушалось; вспомните: семь-восемь жертв в одну ночь! Уехали они вместе. Представить, что оно едет с тобой в закрытой коляске...

-- Оно? -- мягко спросил Исидро.

-- Это не человек.

-- Мы тоже.

Кэб остановился в самом начале Савой-Уок. Гриппен расплатился с возницей, и Эшер в окружении двух вампиров двинулся по темному переулку, в конце которого высокой вычурной глыбой маячил Эрнчестер-Хаус. Золотистый свет из прорезей штор воспламенял смешанный с туманом мелкий дождь. Они еще только ступили на мраморное, запятнанное сажей крыльцо, а одна из дверных створок уже открылась и в проеме возникла чета Фарренов. Супруги стояли, взявшись за руки.

-- Боюсь, она мертва безнадежно. -- Антея пропустила их к длинной лестнице, ведущей в маленькую комнату в дальнем конце дома. Темно-красное платье напоминало цветом старую кровь, оттененное смуглой бледностью плеч и лица миссис Фаррен. Жесткий шелк и низкий вырез корсажа нашептывали что-то об иных временах. Волосы ее были убраны на современный манер, а вот лицо поражало выражением страха и усталости, словно все прожитые годы легли вдруг на ее смуглые плечи. Следующий за ней Эрнчестер выглядел еще хуже. -Разложение зашло недалеко, но уже началось.

-- Ерунда, -- проворчал Гриппен. -- Сначала должно быть окоченение.

-- Вы почерпнули это из опытов над человеческими трупами? -- спросил Эшер, и вампир грозно нахмурил брови. -- Но у вампиров патология может быть совсем иной.

На изящный диванчик времен Регентства Антея набросила свой бархатный плащ. На фоне темно-вишневого бархата золотистые волосы Хлои казались почти белыми. Они лежали завитками и локонами, свешиваясь почти до полу, и Эшеру тут же вспомнилась спящая Лидия в день его первой встречи с Исидро. Глаза и рот Хлои были закрыты. Но восковая, словно истаивающая на глазах плоть производила все то же ужасающее впечатление. "Сногсшибательно красива! -вспомнил Эшер. -- Этакая карманная Венера..." Окаменелость... Клетка за клеткой плоть становилась нечеловеческой, и нечеловеческим становилось сознание...

Второй плащ был наброшен сверху. За многие годы Антея, должно быть, накопила тысячи плащей самых различных фасонов. Этот был черный, расшитый бисером. Розовое платье Хлои сияло из-под него, как край облачка на закате. Левой рукой Эшер приоткинул край плаща, чтобы осмотреть чудовищные раны на горле. Затем вылез из рукава и сбросил с плеч свое широкое пальто. Покрутил запястьем и обратился к Антее:

-- Засучите рукав, пожалуйста, если вам не трудно. Она выполнила его просьбу, стараясь не коснуться случайно серебряной цепи. Даже вскользь ухватив запястье Эшера, дневной вампир оставил на нем опоясывающий синяк и красные следы пальцев.

Эшер ощупал ряды шрамов на собственном горле. Сувенир из Парижа. Затем опустился на колени перед телом Хлои и сравнил. Его шрамики были раза в три меньше дыр в девичьей коже.

-- Огромные клыки, -- тихо сказал он. -- Какие-то даже гротескные -- в таком виде вампира представляли бы на любительской сцене. Выдаются гораздо ниже губ, режут его собственную плоть... -- Его палец дважды черкнул вниз от густых коричневых усов, и глаза Исидро пристально сузились. -- Такое впечатление, что изменения эти произошли с ним относительно недавно.

-- Конечно, недавно! -- проворчал Гриппен. -- А то мы сами не знаем, что стало бы с вампиром, который пьет кровь вампиров!

-- А что бы с ним стало? -- спросил Эшер, поднимая глаза oт разорванного горла Хлои и обводя взглядом белые нечеловеческие лица в янтарном свете ламп.

Голос Гриппена был жесток:

-- Его бы убили другие вампиры.

-- Почему?

-- А почему люди побивают камнями тех, кто пожирает трупы, насилует детей, режет божьих тварей, чтобы насладиться их воплями? Потому что это отвратительно!

-- Нас очень мало, -- мягко добавила Антея, и пальцы ее коснулись массивной броши на груди, -- и жизнь наша подвержена столь многим опасностям, что предатель может погубить всех нас.

-- И еще потому, -- шепнул легкий бесстрастный голос Исидро, -- что пить агонию вампира -- это такое глубокое, такое богатое оттенками наслаждение, дающее столько жизненных сил и новых возможностей, что легко может стать величайшим искушением вообще.

Молчание пало -- внезапное, оцепенелое. Шелковый шелест дождя, казалось, стал громче. Затем Гриппен прорычал:

-- Это ты так думаешь, шелудивый испанский пес!

Сидя на стуле возле диванчика, небрежно скрестив ноги, но держась по обыкновению очень прямо, Исидро невозмутимо продолжал: