Какое-то время Эшер стоял на открытом освещенном месте, вслушиваясь в визг трамваев, шипение пара, громкие голоса пассажиров и подземный рокот метрополитена. От усталости его слегка пошатывало, ибо вчера, после возвращения из Эрнчестер-Хауса, он еще ждал в переулке Забияку Джо Дэвиса и отправился в парк на встречу с Лидией, поспав всего несколько часов. Он намеревался вздремнуть днем, но визит в архив, а затем в магазин Ламберта отняли слишком много времени.
И вот он стоял, усталый и продрогший, вспоминая, когда же он последний раз спал всю ночь целиком. Мимо него к платформе прошла женщина в одежде из светлой шотландской ткани. Эшер вспомнил белокурую пассажирку с двумя детьми на перроне в Оксфорде и зябко передернул плечами.
За границей – «в поле», как он и его коллеги вежливо называли места, куда они отправлялись с лицензиями на кражи и убийства – железнодорожная станция считалась для агента Божьим даром, тем более такая огромная, как Ватерлоо, хотя половина ее платформ еще строилась: тысяча путей для бегства и настолько обезличенная толпа, что можно толкнуть плечом родного брата и не встретиться с ним глазами. Вне всякого сомнения, охотничье угодье вампиров.
Надвинув котелок на глаза и ссутулив осыпаемые мелким дождем плечи, он двинулся по темной мокрой мостовой в направлении Ламбет-Кат.
Когда он пересек этот запущенный убогий бульвар, чувство подавленности усилилось. Толпы вокруг театров и питейных заведений были не меньше, чем у станции, но гораздо шумнее. Музыка плыла из открытых дверей; мужчины в вечерних костюмах толклись в проходах с женщинами, чьи распахнутые дождевые плащи открывали светлые тона платьев; в свете ламп сверкали бриллианты – иногда настоящие, иногда фальшивые. То же самое можно было сказать и о женских улыбках. Временами одиноко стоящие женщины окликали Эшера или еще кого-нибудь из толпы, употребляя характерные словечки, заставляющие вспомнить Забияку Джо Дэвиса. Вежливо улыбаясь, касаясь пальцами шляпы и отрицательно качая головой, он думал о том, что одна из них вполне могла оказаться сестрой Дэвиса – Мадж.
Вот еще одно идеальное место для охоты.
Он почти ощущал присутствие этих тихих убийц, пьющих людские жизни, как сообщил ему Исидро, примерно раз в пять дней. Он отмечал возможность встречи с ними почти автоматически, как привык отмечать мельчайшие подробности в облике собеседника, обращая внимание на обувь, манжеты, руки.
В его памяти эхом отозвался взревывающий голос Хориса Блейдона в пропахшем карболкой анатомическом театре Рэдклиффа:
– Я расскажу вам о том, что обязательно приключится с вами, если вы закончите курс и станете докторами, в чем, глядя на ваши бледные лица, я сильно сомневаюсь. Вы утратите навсегда прелесть жизни. Глядя на девичий румянец, вы будете думать о чахотке. Слыша смех вашего толстого дядюшки, вы обязательно решите, что старику грозит апоплексический удар. Перечитывая Диккенса, вы будете ставить диагнозы его героям.
– Крайне неудачный пример, – заметила тогда Лидия, направляясь к дверям, возле которых ее ждал Эшер. – Глядя на его комплекцию и преждевременную седину, ждешь, что его самого вот-вот хватит удар. Я удивлюсь, если наш богоподобный Деннис не станет таким же лет через двадцать.
И Эшер, угнетаемый сознанием собственной неприметности и приближением так называемых средних лет, почувствовал себя после этих слов гораздо бодрее.
Но вот реакцию Лидии на встречу с вампирами старый Блейдон, можно сказать, предугадал в точности.
С бульвара он повернул на Лоуэр-Дич-стрит, грязный проезд, где лишь несколько газовых фонарей слегка рассеивали дождливую мглу. Это был район крошащихся кирпичных террас и магазинов с наглухо закрытыми ставнями – угрюмых, тесных и грязных. Улица была темна, и только возле питейного заведения на мостовую падал желтоватый свет. В шорохе дождя шаги Эшера звучали негромко. В середине квартала он нашел нужную дверь: номер 216. Света в окнах не было. Подняв голову, Эшер увидел глухие тяжелые ставни. На двери висел замок.
Долгое время он стоял перед дверью, прислушиваясь, словно пытался – подобно вампирам – почуять опасность на расстоянии. Кости от усталости и недосыпа ныли так, будто он скатился недавно с лестницы. Забияка Джо Дэвис говорил, что за ним следят. Убийца, вампир, невидимый даже для вампиров, вполне мог затаиться возле темного дома, ожидая, когда Эшер войдет в тень.
Эшер представил с невеселой усмешкой, что вот он возвращается сейчас в переулок, выводящий на Лоуэр-Дич-стрит, и сталкивается там с Дэвисом, который тоже его поджидает. Вряд ли новорожденный вампир мог углядеть прошлой или этой ночью дона Симона, но уж его-то, Эшера, он наверняка должен был заметить…
Эшер оглянулся на темную расселину переулка. Там, естественно, никого видно не было. Вспомнилась вдруг картинка, нарисованная для него индейским охотником из племени апачей, – чистый лист, пересеченный линией горизонта, пара камешков и сбоку кактус. А подпись гласила: «Аризонский пейзаж с апачами».