Он присел на край дивана. Теперь в комнате стало сумрачно, и я увидел, что телевизор включен – экран слегка светился. Фишер нажал кнопку на крошечном пульте.
На экране сразу появилось изображение. Холодный день в парке. Трава, деревья, сохранившие листву, вдали пара бегунов, шорох шагов по гравию.
Камера слегка повернулась и приблизила изображение ребенка, девочки, ковыляющей по тропинке. Она держала в руке прутик и сердито им размахивала.
«Бет? – послышался голос Гэри. – Бетани?»
После небольшой паузы ребенок повернулся, – видимо, девочка вспомнила, что имя, произнесенное ее отцом, имеет к ней какое-то отношение. Она улыбнулась в камеру и издала какой-то странный звук, взмахнув свободной рукой.
«Смотри, – снова послышался голос Гэри. – Что это такое?»
Камера переместилась налево, показывая бегущую к девочке большую собаку. Лицо девочки засветилось от радости.
«Аф-аф! – сказала она. – Аф-аф».
«Правильно, милая. Это собака. Гав-гав».
Ребенок уверенно зашагал к животному, протягивая к нему открытую ладонь, – очевидно, так ее научили. Вслед за собакой появилась пожилая пара.
«Все в порядке, – сказала женщина. – Он тебя не обидит».
Девочка посмотрела на нее, перевела взгляд на ее мужа, потом подняла руку и показала.
«Дешка, – уверенно сказала девочка. – Дешка».
Камера вновь повернулась к ребенку, а Гэри рассмеялся.
«Дедушка? Нет, милая».
А потом он добавил, обращаясь уже не к дочери: «Она думает, что все, кто… ну, вы меня понимаете».
Мужчина приветливо улыбнулся.
«Все, у кого седые волосы. Я знаю. Что ж, я действительно дедушка. Уже пять раз. – Он осторожно наклонился к Бетани, когда она погладила собаку. – Как тебя зовут, малышка?»
Она ничего не сказала.
«Бетани, как тебя зовут?» – сказал Гэри.
«Бетни?» – сказала девочка.
Потом она погладила собаку еще разок и побежала по дорожке.
Кадр замер, и экран потемнел.
– Охрененно мило, – сказал я. – Но…
– Подожди секунду, – перебил его Гэри. – Ты должен был это увидеть. А теперь посмотри еще.
На экране вновь появилось изображение, на сей раз в темно-синих тонах. Очевидно, освещение было очень слабым.
Когда мои глаза привыкли к темному изображению, я понял, что свет идет от ночника, расположенного над постелью, а в центре экрана бледные точки сложились в какие-то медленно движущиеся формы. Я смотрел на детскую спальню в темноте.
– Что за…
– Пожалуйста, просто смотри, – сказал Гэри.
Некоторое время камера оставалась неподвижной, – очевидно, тот, кто снимал, стоял у входа в спальню. Потом я понял, что слышу его дыхание – он изо всех сил старался не шуметь.
Наконец камера переместилась вперед на несколько шагов, снимавший вошел в спальню и сразу направился в сторону от постели. Послышался щелчок, и стало еще темнее.
Камера медленно поворачивалась, показывая комнату. Слабый холодный свет просачивался сквозь шторы, высвечивая джунгли, нарисованные на стене, детский стульчик и стол, аккуратно расставленные на полке игрушки. Камера описала полный круг и вернулась к уже закрытой двери, а затем переместилась к области, освещенной тусклым светом электронного будильника. Теперь она снимала детскую кроватку.
Кровать со всех сторон окружали прутья, – очевидно, в ней лежал малыш, который еще не мог перемещаться по миру самостоятельно. В кроватке спал ребенок. Можно было не только услышать дыхание, но и видеть, как поднимается и опускается на груди одеяло.
Пару минут ничего не происходило. Но не оставалось сомнений, что камера снимает комнату в реальном времени – я отчетливо слышал дыхание двух людей.
Происходившее на экране не могло долго удерживать мое внимание, и я уже собрался встать, когда услышал тихий звук, донесшийся из динамика телевизора.
– Что это было? – спросил я.
Гэри поднял руку, показывая, что мне следует помолчать.
Между тем камера повернулась и быстро опустилась на полметра. Теперь она снимала сквозь прутья кровати голову ребенка.
Я наклонился вперед, вглядываясь в тусклое изображение.
Мгновение ничего не происходило. Затем вновь послышался тот же звук, это был длинный выдох. Я сразу понял, что дышал не тот, кто держал в руках камеру, – иными словами, не Гэри. Ничего не происходило еще с минуту. Затем из динамиков послышался очень тихий голос.
«Я не знаю».
Я заморгал и осознал то, что услышал, вернее, что мне показалось. Тишина продолжалась еще пятнадцать-двадцать секунд.
«Кто-нибудь мог слышать?»
На сей раз я отчетливо расслышал голос. Слова звучали напряженно, как будто произносились с трудом. Глаза ребенка были закрыты. Тело оставалось неподвижным.
«Уходи», – сказала она, и на этот раз ее голос прозвучал нормально, так и должны говорить обычные дети.
«Нет, – ответил другой голос, который также исходил изо рта Бетани. – Никуда я не уйду».
Неожиданно ребенок повернулся на бок, в сторону камеры. Движение показалось резким и гневным.
Оператор затаил дыхание, он явно боялся, что девочка проснется, увидит его и закричит.
Однако ее глаза не открылись. Послышался тихий плач, грудь ребенка начала подниматься и опускаться чаще.
«Я не могу ждать», – сказал голос.