Я решил внять совету паренька в белом и позавтракать, главным образом чем-нибудь горячим, жидким и в чашке. Если я намерен сделать то, что должен был сделать, лучше бы от меня не разило перегаром. Я закурил, чтобы настроиться на долгий холодный путь к рынку Пайк-плейс, единственному месту, где наверняка в такой час было открыто. Голова раскалывалась. А еще я обнаружил, что у меня болят спина, шея и правая рука. Мне казалось, что мой рот превратился в русло реки, высохшее после тянувшейся годами экологической катастрофы.
Но не это было моей главной проблемой.
Главная проблема заключалась в том, что в последние полгода у меня появилось ощущение, что чувства моей жены ко мне изменились, а вчера у меня возникло подозрение, что она завела любовника. Если и то и другое правда, я не знал, что буду делать.
С ней и с собой.
Я просидел в приемной сорок минут, читая мрачные плакаты на стенах и время от времени убирая с дороги ноги, чтобы дать кому-то пройти. Некоторые из посетителей были грустными, другие злыми, кто-то кричал, а иные выглядели так, будто они больше никогда в жизни не произнесут ни единого слова. Я проглотил такое количество кофе и анальгетиков стратегического назначения, что чувствовал себя немного лучше и одновременно значительно хуже. Я почистил зубы и надел новую рубашку, купленную по дороге. В общем, я надеялся, что на посторонний взгляд стал похож на относительно нормального человека.
Наконец какой-то тип в рубашке с закатанными рукавами и галстуке вышел из двери в конце коридора и назвал мое имя. Я проследовал за ним в комнату без окон. Он назвался детективом Бланшаром и предложил мне сесть по другую сторону его стола.
Несколько минут он изучал информацию, которую я сообщил ему чуть раньше, и я заметил, как мои руки сжали металлические подлокотники стула. Комната была маленькой, с серыми стенами, и разглядывать в ней было нечего. В конце концов мне пришлось смотреть на детектива, пытавшегося запомнить то, что было написано у него в бумагах, – или, возможно, он в уме переводил свои записи на чинукский[16]
. Он был толстым, но, похоже, нисколько не страдал от избыточного веса, с гладкой кожей и светлыми вьющимися волосами, которые, похоже, решили срочно эвакуироваться с его головы, чтобы он еще больше походил на большого, довольного собой младенца. Я попытался забыть обо всем остальном и делать глубокие ровные вдохи, но почти сразу понял, что у меня ничего не получается.– Моя жена пропала, – повторил я через пятнадцать минут. – Какое слово вызывает у вас сомнения?
– Определите для меня значение слова «пропала».
– Ее нет в отеле, в котором она должна была находиться.
– Значит, она оттуда выехала.
– Она туда не въезжала. Для нее не зарезервирован номер. Это есть в ваших записях.
– Это был «Хилтон»? У нас их несколько. Может, вы обратились не в тот отель?
– Нет, – ответил я. – «Мало», что вы тоже должны знать, если вы действительно читаете бумагу, лежащую перед вами.
– «Мало». Хорошо. А чем занимается ваша жена?
– Рекламой.
Он кивнул, словно работа Эми объясняла что-то исключительно важное касательно ее или меня.
– Часто ездит в деловые командировки?
– Семь или восемь раз в год.
– Довольно часто. Предположим, она передумала. Или кто-нибудь напутал с бронированием номера, и она остановилась в другом отеле.
– Я проверил. Ее нигде нет.
– Вы звонили ей, когда она была здесь на этой неделе, в «Мало»?
– Нет, потому что – и я буду это повторять столько раз, сколько потребуется, чтобы до вас наконец дошло, – она там не останавливалась! Я всегда звоню ей на мобильный, когда она уезжает. Так проще.
– Да, если не считать того, что его сейчас у нее нет.
– Прошло тридцать часов с тех пор, как она его потеряла. Она бы мне позвонила, чтобы сообщить, что происходит.
– Но вы не дома.
– У меня, знаете ли, тоже есть мобильный телефон.
– Она каждый раз набирает ваш номер?
– Он был у нее в быстром наборе, – признал я.
Он был прав, и это меня разозлило. Если бы меня спросили, какой у Эми номер, не знаю, на какой по счету цифре я бы запнулся. Но Эми другая. Ее мозг оптимизирован для информации подобного рода. Хотя… после переезда я поменял оператора и новый номер у меня не так долго.
– Итак, она хочет вам позвонить, чтобы рассказать, что случилось, но не помнит ваш номер, а свой телефон она потеряла. Вы понимаете, что я хочу сказать?
– Она наверняка его помнит. Мой номер.
– Вы уверены?
– Я знаю свою жену.
Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня, решив, учитывая ситуацию, не комментировать мое заявление, потому что это, скорее всего, будет не слишком разумно с его стороны.
– Вы можете прослушать сообщения на домашнем автоответчике с вашего мобильного телефона?
– Нет, – ответил я. – В такой функции никогда не было необходимости.
– Теперь появилась. У кого-то из соседей есть ключи от вашего дома?
Я знал, что все это чушь собачья, но одновременно понимал, что мне этого типа не переспорить. Бен Циммерман с готовностью сходит к нам домой и проверит наш автоответчик, хотя мне ужасно не хотелось его об этом просить. Я кивнул.