Те, кто уходит, и те, кто остается

Через несколько минут появилась медсестра и пригласила нас в кабинет — почему-то раньше двух других пациентов. Только тогда Лила занервничала, попросила меня пойти с ней и практически втолкнула меня в кабинет первой, как будто в медицинской помощи нуждалась не она, а я. Врач оказался костлявым мужчиной за шестьдесят, с густой седой шевелюрой. Он был со мной очень любезен и много обо мне знал: минут десять мы с ним болтали, словно забыв про Лилу. Он рассказал, что его сын тоже окончил Высшую нормальную школу в Пизе, но выпустился за шесть лет до меня, и упомянул, что у него есть брат, писатель, довольно известный, правда только в Неаполе. Он с большим воодушевлением отозвался о семействе Айрота и хорошо знал одного родственника Аделе, знаменитого физика.

— Когда свадьба? — спросил он.

— Семнадцатого мая.

— Семнадцатого? Несчастливое число. Перенесите, а?

— К сожалению, уже не получится.

Лила все это время просидела молча. На профессора она не смотрела, зато с любопытством следила за мной, вслушиваясь в каждое произнесенное мной слово. Наконец доктор обратил на нее внимание и принялся подробно ее расспрашивать. Лила отвечала нехотя, на диалекте или плохом итальянском, воспроизводя диалектные грамматические конструкции. Мне приходилось без конца вмешиваться: упоминать симптомы, про которые она забыла или значение которых пыталась приуменьшить. Потом он перешел к осмотру и всевозможным обследованиям. Лила терпела его манипуляции с выражением крайнего недовольства на лице, будто мы с врачом пытались ей навредить. Я смотрела на нее: худющая, в застиранной голубой комбинации на несколько размеров больше, с длинной шеей, на которой, казалось, с трудом держится голова, с прозрачной кожей, так туго обтянувшей кости, что было страшно — еще чуть-чуть, и она порвется. Я заметила, что у нее периодически непроизвольно дергается большой палец на левой руке. Прошло не меньше получаса, когда профессор велел ей одеваться. Она подчинилась, но краем глаза косилась на него с испуганным видом. Кардиолог снова сел за стол и сообщил, что все в порядке и никаких шумов он не услышал. «Синьора, у вас прекрасное сердце», — сказал он Лиле. Это заявление ее не только не обрадовало, но даже как будто рассердило. Зато у меня камень с души упал: можно подумать, речь шла о моем сердце. И я же забеспокоилась, когда профессор, по-прежнему обращаясь ко мне, а не к Лиле, словно обидевшись на нее за отсутствие реакции, мрачно добавил, что общее состояние моей подруги требует незамедлительного вмешательства. По его мнению, проблема была не в кашле: «Да, синьора простужена, она перенесла грипп, и я выпишу ей микстуру». Но подлинной причиной недомогания было сильнейшее истощение организма, вызванное анемией. Он сказал, что Лила должна регулярно питаться, принимать общеукрепляющие средства и спать не меньше восьми часов в сутки. «Как только ваша подруга наберется сил, большая часть симптомов исчезнет. Тем не менее я рекомендовал бы ей показаться неврологу».

На этих словах Лила будто проснулась. Она нахмурила лоб, сделала шаг вперед и на чистом итальянском спросила:

— Вы хотите сказать, что у меня нервное расстройство?

Врач поднял на нее изумленный взгляд: его пациентку как будто только что чудом подменили.

— Вовсе нет. Просто советую провериться.

— Я что-то не так сделала? Что-то не то сказала?

— Нет, что вы, не волнуйтесь. Консультация специалиста поможет прояснить общую картину, вот и все.

— Одна моя родственница, — объяснила Лила, — двоюродная сестра матери, была очень несчастным человеком, она всю жизнь мучилась. Я с детства помню, как она кричала или хохотала на всю улицу — летом окна у всех открыты. Она вообще делала много странных вещей, за что ее считали сумасшедшей. Только это не имело никакого отношения к нервам. Просто она была несчастной. А к неврологу она ни разу не ходила, вообще ни разу не была у врача.

— А надо было.

— Лечить нервы — привилегия женщин из приличного общества.

— А родственница вашей матери к ним не принадлежала?

— Нет.

— А вы?

— А я тем более.

— И вы несчастны?

— Нет, у меня все прекрасно.

Врач нахмурился и снова обратился ко мне:

— Абсолютный покой. Проследите, чтобы все мои предписания строго выполнялись. А еще лучше — отправьте ее в деревню, на свежий воздух…

Лила засмеялась и снова перешла на диалект:

— В последний раз, когда я была у врача, он тоже послал меня отдыхать на море. С этого и пошли все мои беды.

Профессор сделал вид, что не слышал последней реплики, улыбнулся мне, и я заговорщически улыбнулась в ответ. Он назвал мне имя своего знакомого невролога и тут же сам ему позвонил с просьбой принять нас немедленно. Затащить Лилу к еще одному врачу стоило мне немалых усилий. Лишь когда я заверила ее, что платить за консультацию не придется, она скрепя сердце согласилась.