Те, кто уходит и те, кто остается

Да, это был он, после стольких лет он был здесь. Я невольно смотрела на обручальное кольцо у него на безымянном пальце. «Он ведь ни словом не обмолвился о женитьбе, – думала я. – О матери говорил, об отце говорил, а о жене и о сыне – нет. Может, это брак не по любви, а по расчету? Или его вынудили жениться?» Но мои предположения не оправдались: Нино вдруг начал рассказывать девочкам о своем сыне, Альбертино, представляя его героем сказки; говорил он шутливо, но с нежностью. Он вытер руки, достал из бумажника фотографию, показал сначала Эльзе, потом Деде, потом Пьетро; наконец фотография дошла до меня. Альбертино был очень красивым мальчиком лет двух. На фото он с сердитым видом сидел на руках у матери. Мельком взглянув на малыша, я принялась оценивающе изучать ее. Она показалась мне красавицей: большие глаза, длинные черные волосы, на вид лет двадцать с небольшим. Она улыбалась, сверкая ровными зубами, и смотрела в камеру влюбленными глазами. Я вернула ему фото, сказав: «Я сварю кофе». Они вчетвером отправились в комнату, и я осталась на кухне одна.

У Нино была назначена деловая встреча, поэтому он, извинившись, сбежал сразу после кофе и выкуренной сигареты. «Я завтра уезжаю, – сказал он, – но на следующей неделе опять буду здесь». Пьетро несколько раз попросил его позвонить, когда он приедет, и он пообещал. Тепло простился с девочками, пожал руку Пьетро, помахал мне и исчез. Как только дверь за ним закрылась, я почувствовала, как на меня обрушивается вся рутина нашей жизни. Я ждала, что Пьетро, несмотря на то что они с Нино так охотно общались, начнет говорить про гостя гадости, как он делал почти всегда. Но вместо этого он сказал довольным голосом: «Ну наконец-то хоть один человек, на которого не жалко времени». Не знаю почему, но от этих его слов мне стало тошно. Я включила телевизор и вместе с дочками смотрела его до самого вечера.

101

Я надеялась, что Нино позвонит сразу, как только вернется, и вздрагивала на каждый телефонный звонок, однако от него целую неделю не было вестей. Я чувствовала себя так, будто заболела гриппом. Меня охватила апатия, я забросила чтение вместе со своими заметками и сама на себя злилась за это безрассудное ожидание. Но как-то днем Пьетро вернулся домой в очень хорошем настроении. Он сказал, что Нино приезжал в университет, они немного поговорили, но он так и не смог уговорить его прийти к нам в гости. «Завтра он зовет нас где-нибудь поужинать, вместе с девочками: не хочет, чтобы ты утруждалась готовкой».

Кровь у меня в жилах побежала быстрее, и накатил прилив нежности к Пьетро. Как только девочки отправились спать, я обняла его, поцеловала, стала шептать слова любви. Ночью я спала мало, даже не спала, а дремала, но при этом мне казалось, что я никак не могу заснуть. На следующий день, как только Деде вернулась из школы, я посадила их с Эльзой в ванну и хорошенько вымыла. Потом занялась собой: долго нежилась в ванне, побрила ноги, помыла голову, высушила и уложила волосы. Я перемерила все наряды, что у меня были: я нервничала, ничего мне не нравилось, укладкой я тоже была недовольна. Деде и Эльза вились вокруг, подражая мне: вертелись перед зеркалом, фыркали на платья и прически, шлепали в моих туфлях. В итоге я махнула рукой: уж какая есть. Эльза в последний момент испачкала платье, пришлось срочно ее переодевать, после чего я наконец села за руль, и мы поехали к университету, где нас должны были ждать Пьетро и Нино. Ехала я неспокойно, то и дело кричала на дочерей, которые расшалились и нараспев сочиняли стишки со словами «какать» и «писать». Чем ближе мы подъезжали, тем сильнее я надеялась, что у Нино в последний момент появится какое-нибудь срочное дело и он не придет. Но нет: они стояли в назначенном месте вдвоем с Пьетро и о чем-то беседовали. Нино жестикулировал, словно приглашая собеседника в специально очерченное для него пространство. Пьетро, как обычно, показался мне неуклюжим: красное лицо, смех невпопад, какая-то приниженность. Никто из них не выказал особого интереса к моему появлению.

Муж сел на заднее сиденье, к дочкам, Нино расположился рядом со мной, обещая показать дорогу до местечка, где можно хорошо поесть. «Там такие вкусные пончики», – сказал он, обернувшись к Деде и Эльзе, и, видя их воодушевление, принялся подробно расписывать пончики. «А ведь когда-то мы гуляли, держась за руки, – думала я, глядя на него краем глаза, – и он два раза поцеловал меня – как давно это было. И какие красивые у него пальцы!» Мне он говорил только: «Здесь направо, потом еще раз направо, а на перекрестке – налево». Ни одного восхищенного взгляда, ни одного комплимента.