Те, кто уходит и те, кто остается

Какое-то время мы держались вместе, но вскоре Пьетро надоело, что мать и сестра без конца с кем-то его знакомят, он засел в углу с моими родителями и проболтал с ними весь вечер. Я с раздражением думала о том, что мы угодили в западню, из которой просто так не вырвешься, но через некоторое время с изумлением обнаружила, что ко мне проявляют интерес известные политики, именитые ученые, молодые революционеры и даже знаменитые литераторы – поэт и романист. Они читали мою книгу и хвалили мои статьи в «Уните». Настроение у меня сразу поднялось. Время летело незаметно, и я чувствовала себя все ближе к миру Айрота. Даже свекор удостоил меня краткой беседы на тему положения рабочего класса. Вокруг нас тут же столпились другие гости – все эти люди участвовали в публичных дебатах по поводу роста протестного движения, все шире охватывавшего страну. И я была одной из них, была в центре внимания – это действительно был мой праздник.

Свекор упомянул отличный материал, вышедший в «Мондо операйо», автор которого с большим талантом осветил проблему становления в Италии демократии. С опорой на факты он доказывал, что, пока радио, телевидение, крупные газеты, школа, университет и местные власти работают в русле идеологии правящей партии, честные выборы в стране невозможны и рабочие ни при каких обстоятельствах не смогут набрать большинство в парламенте. Все согласно кивали, приводили свои доводы, дополняли автора. Наконец профессор Айрота назвал имя – я угадала его раньше всех, еще до того, как он успел произнести «Джованни Сарраторе»: конечно, это был Нино. Я была так за него рада, что не удержалась и сказала, что мы знакомы, а потом позвала Аделе, чтобы она подтвердила мужу и всем присутствующим, что мой неаполитанский друг действительно светлая голова.

Так Нино оказался на моей свадьбе, хоть и не присутствовал на ней физически. Говоря о нем, я словно бы получила право говорить и о себе, объяснить, почему я увлеклась вопросами борьбы трудящихся; я принялась рассуждать о необходимости помочь левым партиям и движениям заполнить лакуны в понимании современного политического и экономического положения. Я щеголяла недавно заученными формулировками, которыми наловчилась уверенно пользоваться, и чувствовала себя страшно умной. Мне стало хорошо; мне нравилось находиться рядом с родителями мужа, в кругу их друзей – меня здесь ценили. К концу вечера, когда мои родные робко попрощались с нами и отправились куда-то коротать время до первого поезда в Неаполь, вся моя злость на Пьетро испарилась. Он заметил это и сам повеселел; всякая натянутость между нами исчезла.

Вернувшись домой и заперев дверь, мы занялись любовью. Поначалу мне было очень приятно, но вскоре выяснилось, что сюрпризы того дня еще не кончились. Антонио, чтобы достичь оргазма, достаточно было немного о меня потереться, Франко изо всех сил старался продлить наслаждение, но вскоре с хрипом выходил из меня или, когда пользовался презервативом, замирал и весь как будто тяжелел, наваливаясь на меня всем телом и счастливо смеясь мне в ухо. Пьетро, напротив, трудился надо мной так долго, что это время показалось мне вечностью. Мощные ритмичные удары быстро свели на нет всякое удовольствие, к тому же у меня заболел живот. Сам он весь взмок – пот стекал у него по лицу и по шее, а я гладила его мокрую спину и понимала, что уже ничего не хочу. Но он не обращал на это внимания, продолжал снова и снова входить и выходить, монотонно и однообразно. Я не знала, что делать, ласкала его, шептала слова любви, а сама только и думала: поскорее бы это кончилось. Когда он наконец заревел и в изнеможении обрушился на меня, я была страшно довольна, хотя осталась неудовлетворенной и все тело у меня ныло.

Он почти сразу встал и побрел в ванную. Я так устала, что не дождалась его и через пару минут уснула. Внезапно проснувшись через час, я обнаружила, что он так и не вернулся, и пошла его искать. Он сидел за письменным столом в кабинете.

– Что ты делаешь?

– Работаю, – улыбнулся он.

– Пойдем спать.

– Иди, я скоро.

Я уверена, что именно той ночью забеременела.

63

Поняв, что жду ребенка, я настолько растерялась, что даже позвонила матери. Да, мы воевали всю жизнь, но в тот момент желание поговорить с ней перевесило все прочие соображения. И зря: она меня замучила. Названивала без конца, грозилась приехать и пожить с нами, чтобы присматривать за мной, или, наоборот, увезти домой, в квартал, и отправить к повитухе, которая принимала всех нас. Отвязаться от нее было непросто. Я сказала, что наблюдаюсь у гинеколога, друга свекрови и известного профессора, и рожать буду у него в клинике. Мать обиделась. «Тебе свекровь дороже матери», – прошипела она и перестала звонить.

Несколько дней спустя позвонила Лила. С тех пор как я уехала, мы несколько раз созванивались, болтали буквально по паре минут, чтобы не тратить много денег: она со мной говорила весело, я с ней – прохладно, она не без иронии спрашивала, как моя замужняя жизнь, я серьезно интересовалась ее здоровьем. Но в этот раз я сразу заметила, что что-то не так.