– Отлично. Значит, теперь, что бы ни случилось на любом заводе, фабрике или на стройке, где угодно в Италии и даже по всему миру, все рабочие, недовольные своими хозяевами, могут звонить Элене Греко, а уж она, в свою очередь, позвонит своим друзьям, инспекторам и святым, прямо в рай – у нее везде связи, – и решит все проблемы.
Он никогда так со мной не разговаривал, даже в детстве, когда выглядел на нашем фоне взрослым парнем, разбирающимся в политике. Я почувствовала себя уязвленной, хотела возразить, но меня перебила Надя. Она обращалась к Лиле, будто разговаривать со мной не имело смысла, и говорила медленно и с расстановкой:
– Лина, трудовая инспекция никому не поможет. Ну, приехали они к Соккаво, заполнили свои бумажки, а дальше что? На заводе все по-старому. Кто-то получил на лапу за молчание, а у тех, кто посмел подать голос, теперь крупные неприятности. Нас искала полиция. А фашисты подкараулили Армандо возле дома и избили.
Не успела она договорить, как вмешался Паскуале.
– А ну объясни нам, чего ты пыталась добиться? – Он почти кричал, но в его голосе звучала искренняя боль. – Ты вообще понимаешь, что творится в Италии? Понимаешь, что такое классовая борьба?
– Не кричи, пожалуйста, – попросила его Надя и снова повернулась к Лиле: – Товарищей не бросают.
– Это по-любому добром не кончилось бы, – ответила Лила.
– То есть?
– Листовками их не одолеть. И драками с фашистами тоже.
– А как же их одолеть?
Лила молчала. Паскуале набросился на нее:
– Как-как? Подлизаться к добреньким друзьям хозяев, выпросить себе денег, а на остальных наплевать!
– Паскуале, прекрати! – не выдержала я, против своей воли повысив голос. – Как ты с нами разговариваешь? И все это было совсем не так!
Я хотела заставить его замолчать, доказать ему, что он не прав, но в голове царила пустота; на ум не шел ни один стоящий аргумент – только подлая, в сущности, мысль о том, что теперь, когда он закрутил шашни с девушкой из хорошей семьи, он считает, что ухватил Бога за бороду. Но не успела я и рта раскрыть, как Лила с раздражением сказала:
– Брось, Лену, они правы.
Я опешила. Как это – они правы? Меня так и подмывало дать им всем отпор. Пусть Лила объяснит, что она имеет в виду! Но тут в коридоре снова послышались шаги – пришла профессор Галиани.
59
Я надеялась, что профессор не слышала, как я орала. Еще я была уверена, что Надя соскочит с коленей Паскуале и пересядет на диван. Мне хотелось посмотреть, как они будут делать вид, что их ничто не связывает. Лила тоже поглядывала на них с интересом. Но они остались сидеть как сидели, а Надя, будто боясь упасть, даже обвила рукой шею Паскуале. «В следующий раз не забывай предупреждать, когда зовешь гостей», – сказала она матери, едва та появилась на пороге. Профессор не ответила дочери, лишь холодно произнесла, обращаясь к нам: «Извините, меня задержали. Пойдемте ко мне в кабинет». Мы последовали за ней, а Паскуале отстранил Надю от себя и раздраженно пробормотал: «С меня хватит, пошли отсюда».
Галиани вела нас по коридору, возмущенно бормоча на ходу: «Чего я не выношу, так это грубости». Мы вошли в просторную комнату: старинный письменный стол, много книг, стулья с обивкой в строгих тонах. Профессор силилась быть любезной, но это у нее плохо получалось. Она сказала, что рада нас видеть, но я чувствовала, как она раздражена. Меня охватило желание как можно скорее сбежать. Я извинилась за то, что долго не давала о себе знать, и немного сумбурно пояснила, что была полностью поглощена сначала учебой, потом книгой и прочими хлопотами, а теперь и предстоящей свадьбой.
– Вы венчаетесь в церкви или только расписываетесь?
– Только расписываемся.
– Молодец!
Она повернулась к Лиле:
– А вы венчались?
– Да.
– Вы верующая?
– Нет.
– А зачем же тогда церковный брак?
– Так принято.
– Не все следует делать только потому, что так принято.
– Но многие делают.
– Вы поедете к Элене на свадьбу?
– Она меня не приглашала.
– Неправда, – подскочила я.
– Правда-правда, – усмехнулась Лила. – Она меня стыдится.
Она вроде бы шутила, но я все равно разозлилась. Что с ней происходит? То выставила меня дурой перед Паскуале и Надей, теперь позорит перед бывшей преподавательницей.
– Глупости! – воскликнула я и, чтобы успокоиться, достала из сумки свою книгу и протянула синьоре Галиани. – Это вам.
Она посмотрела на книгу задумчиво, словно не понимая, что это за предмет перед ней, но потом поблагодарила, сказала, что у нее такая уже есть, и вернула мне книгу.
– А твой будущий муж чем занимается?
– Он получил кафедру – будет читать латинскую литературу во Флоренции.
– Он намного старше тебя?
– Ему двадцать семь.
– Такой молодой и уже профессор?
– Он очень способный.
– Как его зовут?
– Пьетро Айрота.
Она внимательно посмотрела на меня, как в школе, когда ей казалось, что я ответила на вопрос недостаточно полно.
– Он не родственник Гвидо Айроты?
– Сын.
– Хорошая партия, – хитро подмигнула она мне.
– Мы любим друг друга.
– Ты уже начала писать новую книгу?
– Пытаюсь.
– Я видела, ты пишешь для «Униты».
– Немного.
– А я перестала для них писать. Они вконец обюрократились.