Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент

Необыкновенно худой я изможденный — настоящая развалина, — он был совсем седой и выглядел дряхлым стариком, хотя ему едва перевалило за сорок.

Его длинные высохшие руки все время тряслись, а в глубине темных зеленоватых зрачков горел лихорадочный огонь:

голова наклонилась вперед, словно под тяжестью ярма; в лице и движениях чувствовалось полное безволие, а рот кривила улыбка, характерная для беспробудных пьяниц. С трудом выговаривая слова, он глухо спросил:

— С кем имею честь?…

Сантос спрыгнул с лошади, привязал ее к столбу и, подходя к гамаку, ответил:

— Я — Сантос Лусардо и приехал предложить тебе свою дружбу.

Но в человеческой развалине все еще пылала неугасимая ненависть:

— Лусардо — в доме Баркеро?!

Он задрожал всем телом и стал шарить по сторонам, очевидно в поисках оружия. Сантос протянул ему руку:

— Будем благоразумны, Лоренсо. Нелепо продолжать старую кровную вражду. Мне она не нужна, а ты…

— А я уже не человек? Ты это имел в виду? — спросил Лоренсо, запинаясь.

— Что ты, Лоренсо. Мне и в голову не приходило такое, — ответил Лусардо. И если до этой минуты им руководило лишь желание положить конец семейной распре, то теперь он почувствовал сострадание к несчастному.

Но Лоренсо повторил упрямо:

— Да! Да! Ты это хотел сказать.

Голос его звучал хрипло, в тоне и жестах чувствовалась откровенная злоба. Но он тут же сник, словно внезапная вспышка поглотила остаток его жизненных сил, и продолжал уже приглушенно, скорбно и еще более запинаясь:

— Ты прав, Сантос Лусардо. Я уже не человек, только видимость человека. Делай со мной, что хочешь.

— Я же сказал: я приехал предложить тебе дружбу и помочь, чем смогу. Я возвратился в Альтамиру и…

Лоренсо не дал ему договорить. Положив на плечи гостя свои костлявые руки, он воскликнул:

— И ты тоже! Ты тоже слышишь зов, Сантос Лусардо? Никто из нас не свободен от этого!

— Не понимаю, какой зов?

Но Лоренсо молчал, вцепившись в его плечи и не сводя с него безумного взгляда. Не в силах больше терпеть отвратительный запах винного перегара, Сантос поспешил добавить:

— Ты даже не предложил мне сесть.

— Верно. Погоди. Сейчас я принесу стул.

— Я сам схожу. Не беспокойся, — сказал Сантос, видя, что Лоренсо с трудом держится на ногах.

— Нет, нет, подожди. Незачем тебе туда ходить. Я не хочу. Это не жилище, а берлога.

И он вошел в хижину, низко пригнувшись в дверях, чтобы не удариться головой о притолоку.

Прежде чем взять стул, он подошел к столу в глубине комнаты, где стоял графин с опрокинутым на горлышко стаканом.

— Не пей, Лоренсо, прошу тебя, — проговорил Сантос, шагнув к двери.

— Только один глоток. Один глоток… Сейчас он мне просто необходим. Тебе я не предлагаю, потому что это не водка, а отрава. Но если хочешь…

— Спасибо. Я не пью.

— Погоди, запьешь и ты!

Зловещая усмешка исказила его лицо. Он дрожащими руками наклонил графин, и горлышко звякнуло о край стакана.

Видя, что Лоренсо наполняет стакан доверху, Сантос хотел остановить его, но из хижины пахнуло таким зловонием, что он не смог перешагнуть порог. К тому же Лоренсо уже почти опорожнил стакан несколькими большими, поспешными глотками.

Затем, словно дурно воспитанный ребенок, он рукавом утер губы, взял деревянное кресло, стул с засаленным кожаным сиденьем и вышел из комнаты.

— Итак, Лусардо — в гостях у Баркеро! И оба — еще живы! Ведь только мы и остались!

— Прошу тебя…

— Не беспокойся. Я знаю… Лусардо приехал не убивать, и Баркеро предлагает ему лучшее место в доме. Вот стул. Садись. А Баркеро сядет в кресло.

Кресло было таким низким, что Лоренсо пришлось сильно согнуть ноги и упереться локтями в колени, оставив на весу дрожащие кисти рук. В такой неудобной позе он казался особенно жалким и неприятным. Короткие засаленные штаны, прорезанные сбоку до колена, и нижняя рубашка, сквозь дыры которой виднелась волосатая грудь, еще более усиливали это впечатление.

Глядя на этого опустившегося человека, Сантос испытал на мгновение ужас перед неумолимостью судьбы. Ведь им когда-то гордились, его любили, на него возлагали надежды!

Сантос старался не смотреть на Лоренсо, и чтобы не обидеть его своим презрением, он достал сигарету и долго закуривал.

— Второй раз мы видимся с тобой, Лоренсо, — сказал он.

— Второй? — переспросил тот, напрягая память. — Ты хочешь сказать, что мы знали друг друга раньше?

— Да. Много лет назад. Мне было тогда лет восемь, не больше.

Лоренсо резко выпрямился:

— Я приходил к вам? Это было до начала…

— Да, до начала наших раздоров.

— Значит, мой отец был еще жив?

— Да. У нас в доме и у вас тогда только и говорили, что о тебе, о твоих необычайных способностях; ты считался гордостью всей семьи.

— Мои способности? — удивился Лоренсо, словно речь шла о чем-то неправдоподобном. — Мои способности! — повторил он взволнованно, нервно проводя рукой по волосам, и наконец умоляюще взглянул на Сантоса:

— Почему ты заговорил об этом?