Те, кто здесь спал

— Я скажу тебе кое-что, о чем раньше молчал, — го­ворю я. — Иногда у меня начинает колотиться серд­це. Как сумасшедшее. — Она пристально смотрит на меня, дожидаясь, что я скажу дальше. — Иногда бук­вально чуть из груди не выскакивает. Не знаю, что с ним такое.

— Почему ты раньше не сказал? — говорит Ай­рис. Она берет меня за руку, потом сжимает ее. — Ты мне ни слова не говорил, милый. Слушай, я не знаю, что со мной будет, если с тобой что-нибудь случится. Я просто умру. И часто это у тебя бывает? Мне страшно, правда. — Она все еще держит меня за руку. Но ее пальцы сдвинулись на запястье, где бьется пульс. Теперь она сжимает мою руку в этом месте.

— Не сказал, потому что не хотел пугать, — говорю я. — Но иногда это бывает. Например, на прошлой неделе. Причем и повода-то особенного обычно не бывает. Сижу, например, в кресле с газетой. Или за рулем, или иду с тележкой в магазине. Неважно, на­прягаюсь я в этот момент или нет. И вдруг начинает­ся ни с того ни с сего — бум, бум, бум. Не поймешь, с чего. Я удивляюсь, что люди вокруг не слышат. Мне-то кажется, уж до того громко. Во всяком случае, сам я отлично слышу и даже, скажу тебе честно, малость пугаюсь, — говорю я. — Так что если меня не угробит эмфизема или рак легких, а может, удар, про кото­рый ты говорила, — тогда это, наверно, будет сер­дечный приступ.

Я тянусь за сигаретами. Даю ей одну. Со сном на сегодня покончено. А мы вообще^го спали? С минуту я не могу вспомнить.

— Кто знает, от чего мы умрем? — говорит Айрис. — Да от чего угодно. Если даже долго проживем, могут отказать почки или еще что-нибудь. У меня на рабо­те подруга, так у нее отец только что помер из-за по­чек. Это иногда случается, если тебе повезет и ты проживешь достаточно долго. Когда у тебя отказы­вают почки, в теле начинает накапливаться мочевая кислота. И перед смертью ты становишься совсем другого цвета.

— Ага. Звучит шикарно, — говорю я. — Может, сме­ним тему? С чего это нас вообще разобрало, а?

Она не отвечает. Она наклоняется вперед, уже не опираясь на подушку, обняв руками ноги. За­крывает глаза и кладет голову на колени. Потом начинает раскачиваться — медленно, вперед-на­зад. Можно подумать, что она слушает музыку. Но никакой музыки нет. По крайней мере, я ничего не слышу.

— Знаешь, чего бы я хотела? — говорит Айрис. Она перестает качаться, открывает глаза и смотрит на меня, склонив голову набок. Потом усмехается, что­бы показать мне, что с ней все в порядке.

— Чего бы ты хотела, душа моя? — Я цепляюсь но­гой за ее лодыжку.

— Кофе, вот чего, — отвечает она. — Я бы с удо­вольствием выпила чашку черного кофе, да покреп­че. Мы ведь не спим, правда? Разве кто-то еще соби­рается спать? Так давай выпьем кофе.

— Мы пьем слишком много кофе, — замечаю я. — Столько кофе — это тоже не полезно, знаешь ли. Я не говорю, что мы вовсе не должны его пить, я го­ворю только, что мы пьем слишком много. Это про­сто наблюдение, — добавляю я. — Вообще-то я и сам выпил бы кофейку.

— Вот и отлично, — говорит она.

Но ни один из нас не трогается с места.

Она отбрасывает назад волосы и закуривает оче­редную сигарету. По комнате медленно плывет дым. Он потихоньку утекает в открытое окно. На дворе, за окном, начинает накрапывать мелкий дождик. Срабатывает будильник, я тянусь к нему и нажимаю кнопку. Потом беру подушку и снова кладу под голо­ву. Ложусь и опять смотрю в потолок.

— А как насчет нашей гениальной идеи о девушке, которая подавала бы нам кофе в постель? — напоминаю я.

— Мне все равно кто, лишь бы подавали, — гово­рит она. — Хоть юноша, хоть девушка, без разницы. Ей-богу, я бы сейчас с таким удовольствием выпила кофе.

Она переставляет пепельницу на тумбочку, как будто собирается встать. Кто-то должен встать, сварить кофе и зарядить в блендер банку мороженого сока. Кому-то из нас надо отправиться на кухню. Но вместо этого она съезжает по кровати вниз, пока не оказывается где-то посередине. Одеяло и простыни сбились в кучу. Айрис снимает с одеяла какую-то со­ринку и растирает ее на ладони, потом поднимает взгляд.

— Помнишь в газете статью, как человек ворвался с ружьем в реанимацию и заставил сестер отклю­чить его отца от аппаратуры, которая не давала ему умереть? — спрашивает она. — Читал про это?

— Кажется, слышал в новостях, — говорю я. — Но больше там рассказывали о сестре, которая отклю­чила от таких аппаратов то ли шесть, то ли восемь больных. Пока точно неизвестно, сколько именно. Начала со своей матери, ну и поехало. Видать, реши­ла: кутить так кутить. Она сказала, что сделала этим людям одолжение. Она, мол, надеется, что кто-ни­будь сделает это и для нее, если она кому-то небез­различна.

Айрис переползает в нижнюю часть кровати и ус­траивается там лицом ко мне. Ее ноги все еще под одеялом. Она просовывает свои ноги между моими и говорит: