Те, кто жив

В тамбуре стало окончательно тепло и влажно, и, когда Ольга, так и не дождавшись Ивана на перерыв, сама вынесла ему кружку с горячим сладким чаем, — натянув на неё, чтобы не остыла сразу, шерстяную варежку — то мороз на контрасте показался невыносимым.

— На, вот, выпей, — сказала она. — А то совсем простыл.

— Ничего, Рыжик, — прохрипел он в ответ. — Уже почти закончили. Последние сборки везут. Скоро будет тепло.

Ольга забрала пустую кружку и направилась обратно, но ту из тоннеля раздался громкий хлопок, потом ещё один. Она не сразу поняла, что это выстрелы, но Иван среагировал моментально.

— Беги, Рыжик! — он начал рвать пуговицы тулупа, пытаясь добраться до пистолета. — Беги!

Но она не успела. В приоткрывшуюся дверь влетел замотанный в тёплые тряпки человек, она опознала Андрея только по карабину. Он вскинул оружие, ещё раз выпалил в темноту тоннеля и отпрыгнул назад. Вовремя — стальная воротина распахнулась так, как будто в неё паровозом ударило. Пролетев доступный сектор и чудом не прибив Ивана, дверь с грохотом врезалась в стену и повисла, перекошенная, на одной петле. В тусклом свете потолочных ламп из тоннеля явилось чудовище.

Узкое насекомое рыло, складные руки-лезвия, ломаная пластика сегментного туловища — Ольга не успела толком разглядеть это существо, покрытое чёрным глянцевым панцирем и алой человеческой кровью. Андрей, отступая задом, дважды выстрелил — на третий раз раздался только щелчок. Он остановился, вытащил из кармана обойму и, оттянув затвор, стал засовывать её в карабин, но никак не мог справиться в толстых перчатках. Чудовище, с виду никак не пострадавшее от пуль, двинулось к Ольге. Выскочив из тёмного, промороженного до минус восьмидесяти тоннеля в светлое и относительно тёплое помещение, существо было дезориентировано. Влага из воздуха моментально кристаллизовалась на холодном туловище, и оно несколько раз терануло верхней конечностью по большим фасетчатым глазам, счищая иней. Этой пары секунд хватило Громову, чтобы вытащить пистолет и выскочить между Ольгой и чудовищем, моментально открывая огонь.

Он успел выстрелить трижды, когда это огромное, выше человека, подобие насекомого рвануло вперёд. В фонтане красных брызг оно снесло Ивана и, зацепив в развороте Ольгу, метнулось к Андрею, но, заскользив на обледеневшем бетоне пола, не сумело справиться с инерцией и пролетело мимо. Кажется, существо даже не заметило девушку, ударив её случайно, но она отлетела к стенке и грянулась об неё с такой силой, что в глазах потемнело и дыхание пресеклось. Сквозь наползающую пелену она успела увидеть, как Анна Абрамовна в один шаг оказывается возле Андрея, выдёргивает у него из рук карабин, ловко защёлкивает обойму, и, вскинув оружие к плечу, с ледяным спокойствием на лице, начинает сажать пулю за пулей прямо в глаза инсектоида. Последнее, что Ольга увидела прежде, чем сознание кануло в подкатившую тьму, — брызги чёрной насекомьей крови, летящие из дырок в голове, только что бывших глазницами.

Ольга пришла в себя в лазарете. Болело всё, но особенно — живот. Внизу как будто ворочался клубок колючей проволоки. Она попыталась сесть, но боль в ответ резанула раскалённым ножом, и девушка, застонав, опустилась обратно на подушку.

— Лежи, лежи, Оленька! — над ней, в ореоле потолочного светильника, возникло лицо Лизаветы Львовны. — Тебе нельзя… Кровотечение…

— Что с Иваном? — собравшись с силами, выдавила из себя еле слышно Ольга. — Что… что с ребенком?

— Прости… — Лизавета, кажется, плакала. — Не смогла я их спасти. Обоих…

На Ольгу как будто внезапно опустилось ледяное мокрое одеяло. Она с невообразимой чёткостью поняла, что недолгая жизнь её закончилась. Вот сейчас, здесь. В этот момент всё, чем она была, что определяло самую её суть, ту Ольгу Громову, которую она видела каждый день в зеркале, — всё это исчезло в чёрной воронке невозможной потери. Будет ли что-то дальше, или её завёрнутый в простыню труп вынесут вечером на мороз, — это уже случится не с ней, потому что её больше нет. Её как будто перезагрузили вместе с реактором.

Внизу живота снова вспыхнула жгучая боль, и она потеряла сознание.

* * *

— Да, я использовала его без клинических испытаний! — зло и резко, упрямо наклонив голову, говорила Лизавета Львовна. — У меня не было выбора!

— А если бы… — начал было Воронцов, но резко заткнулся под её испепеляющим взглядом.

— Если бы что? — нависла она над ним, встав. — У меня было три пациента с резаными-колотыми, один с травматической ампутацией, семеро облучённых в последней стадии лучевой, двое с ураганной пневмонией и одна с маточным кровотечением после выкидыша.

Она показала рукой на безучастно сидящую в углу Ольгу.

— И на всё это двенадцать доз пенициллина, шесть доз промедола и ноль медицинского опыта! Я могла оставить их умирать или попробовать. Времени на полный цикл испытаний у меня не было, на мышах препарат показал себя фантастически, я проверила на собаке — надеюсь, её хозяйка меня когда-нибудь простит, — разрез зажил буквально на глазах. Обезьян мы тут не запасли, извините.