Те, Кто Живут Давно. Сердце Рэдмаунта

Они поднялись по камням к открытой веранде. Если бы Тед сразу заметил у ступеней брошенную одежду, то быстрее сообразил, чего стоит опасаться. Пока Джеймс расслабленно и с удовольствием растирался большим полотенцем, детектив ошеломлённо наблюдал, как внизу по камням их спутник принёс обратно на берег квадроцикл, встряхнув его от воды, как игрушку.

– Его сила безгранична, – будто подслушал его мысли Маккинли.

Он надел тёмные брюки хаки с множеством карманов, и теперь закатывал длинные рукава чёрной футболки. Потом достал пачку сигарет, закурил, и с наслаждением вдохнул дым.

– От чего он мог умереть тогда? – чуть обернулся к нему Тед.

– А он и не умирал, – чуть улыбнулся Джеймс, и подмигнул гостю.

Он встряхивал головой, чтоб немного просушить волосы. Затянулся ещё пару раз и, затушив, бросил сигарету в бак с крышкой.

– Пошли в дом, согреешься хоть немного.

– Подожди! – шагнул следом полицейский. – Как не умирал?

– После костра ни разу, – кивнул оборотень.

Уже втроём они вошли в просторный холл. В доме очень светло и прохладно. Направо открытое пространство без перегородок, кухня и столовая, деревянная столешница и барные чёрные стулья. Непонятный современный дизайн. Теду всегда казалось странным сочетание тёплой фактуры необработанного дерева с лёгкими конструкциями из стекла и хромированного металла. Налево видимо гостиная, место для отдыха и досуга, тёмно-серый диван, кресло и четыре серых пуфа-мешка, безжизненный пустой очаг.

Обстановка довольно аскетичная. Дальше виднелся короткий и широкий коридор, заканчивающийся раздвижными дверями. Из этого же коридора направо и налево – небольшая спальня и санузел. Там на время скрылся атлет, чтобы переодеться из промокшей одежды, а потом и Джеймс, приводящий себя в порядок. Хозяин дома жестом пригласил Теда в столовую, и когда тот уселся, занялся небрежной сервировкой.

– Ты – Андрей, верно? Тебя они называют Койл? – осторожно спросил коп.

– Да, у них не сразу получилось выучить имя, не знали языка, сократили до прозвища, – он кивнул, молча звякнул стаканами, наливая тёмно-янтарный напиток.

– Что это за дом?

– Невидимая резиденция Живущих Давно. Добро пожаловать!

– В смысле «невидимая»?

– На картах его нет, туристы сюда не допускаются, полёты любой техники над заповедником запрещены.

– Но охрана же меня пропустила…

– Да, они давно обмениваются слухами. Но никто ничего не знает толком. Никогда.

– Джеймс сейчас сказал мне, что ты не умирал ни разу, это правда? – Колычев обернулся к столу, и Тед вздрогнул, разглядев, наконец, его лицо.

Яркие глаза разного цвета, правый сине-голубой, левый – золотисто карий, смотрелись интересно, но скорее неприятно. Черты лица правильные, крупные, красивые, резкие. Высокий лоб, крепкая челюсть, ямочка на подбородке, не человек, а статуя. Он протянул гостю выпивку.

«Майра была бы рада написать его. Только её натурщики обычно подсушены так, чтоб мускулатура была живописнее, а этот таким ненавязчивым жирком подёрнут. От него с левой наверное сотни три кило прилетает, не меньше!», – подумал Тед.

– Умирал. Дважды. Но только до встречи с ней, – отвечал негромко, привычно смягчая голос.

Коп машинально глотнул из бокала. Густое зелье обожгло горло, Тед закашлялся. В этот момент к ним вернулся Маккинли, со лба и от висков гладко он причесал назад волосы, собрав в маленький хвостик, а остальные оставил виться по шее. Он отобрал стакан у Рэдмаунта.

– Дай сюда! На тебя только хороший продукт зря переводить, – он легко опрокинул в рот коньяк, и зажмурился от удовольствия. – Давай, я лучше тебе чаю сделаю?

– Вы же всё равно не пьянеете? – отдышался Тед.

– Зато почти чувствуем вкус и наслаждаемся им, а ты и не распробуешь ничего, нажрёшься и вырубишься! – покачал головой Джеймс.

Он отошёл на кухню, стал рыться на полках. Ссыпал в блестящий хромом чайник две жестянки заварки. И стал дожидаться кипятка из бурлящей светящейся колбы.

– И как это, жить долго? – бестактно спросил Тед, вернув внимание к хозяину дома.

– Скучно, – вздохнул Колычев, выпив ещё немного коньяка.

– Вот! Помнишь, мы пьесу слушали? – спросил его Маккинли.

Он выпрямился, и, набрав воздуха в грудь, плавно жестикулируя, мелодично продекламировал на русском языке:

«Таков положен вам предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живёт —
И всех вас гроб, зевая, ждёт.
Зевай и ты!»

– Это написано о смертных. Мы не люди, – Андрей внимательно слушал оборотня, грустно усмехаясь. Потом повернулся к оторопевшему Теду. – Джеймс любит цитировать, ты привыкнешь. По-русски хорошо говоришь?

– Подожди. Хочешь сказать, за десять веков тебя ни разу не убили? – уточнил Рэдмаунт.

– Нет.

– Это невозможно!

– Ты знаешь о Тех, Кто живут Давно, и до сих пор считаешь, есть хоть что-то невозможное?