Читаем Те, Кто Живут Давно. Сердце Рэдмаунта полностью

Начало лета, низкое небо нахмурилось, к вечеру наверняка сорвётся мелкий дождь. Елена любила эти места с прозрачными белыми ночами, но в этот раз пришлось посетить Сайменские дачи по не слишком приятному поводу. Дороги в СНТ регулярно чистили, и такси из Выборга довезло до участка на краю леса у озера.

Двухэтажный деревянный приземистый дом, крепко стоящий на каменном фундаменте с конца прошлого века. Немного запущенный участок, плодовые деревья и кустарники в сезон обносили соседи. Сама дача сдавалась в аренду время от времени, так что и сам дом, и баня содержались в приличном виде. Над крышей вился дымок, внутри топят печь, там должно быть тепло и уютно.

Низкие потолки и обшитые деревом стены создавали впечатление тесной избушки. В прихожую к Елене вышел Йен, от его тонкого свитера, надетого на голое тело, пахло свежим пеплом, длинные чёрные волосы стянуты в пучок. Элементаль обнял любимую женщину, с ней всё в порядке, этого достаточно для его счастья.

«Где он?» – беззвучно спросила Елена.

О’Лири коротко кивнул в сторону одной из двух спален внизу. На втором этаже, куда вела узкая и крутая лестница, была ещё одна большая комната, но сейчас она стояла пустая без мебели.

«Не сказал ни слова за всё это время, представляешь?» – услышала она.

«Да, любимый, охотно верю. Пожалуйста, сделай мне чаю? Спасибо, дорогой!».

Йен вышел на кухню, откуда слышалось потрескивание дров в печи.

Андрей сидел на кровати у окна, поднял на неё разноцветные глаза, пустые и несчастные. Елена понимала, что сейчас любое слово может взорваться под ногами как граната, поэтому промолчала. Уселась рядом и обхватила его голову руками, тихонько гладя и целуя тёмные пряди. Колычев бережно прижал к себе любимую.

Последний раз он так страдал больше десяти веков назад, до костра. И теперь никак не мог смириться с тем, что на самом деле не настолько неуязвим, как казалось.

А Елена думала о том, сколько бы он ещё продержался, как долго она бы мучалась? Выдал других Живущих Давно? И какое время они бы смогли сопротивляться, прежде чем всех закрыли в клетках, и стали отрезать от них куски ради научных исследований? Но он всё же не сорвался, не воспользовался своим даром, чтобы защитить себя. Это было одновременно радостно и страшно…

«Я люблю тебя! Я с тобой!» – мелодично зазвучало в его голове, тихо зазвенело, успокаивая и согревая. Только в её объятиях он теперь чувствовал себя защищённым. И почти осязал легкое и невесомое прикосновение к его памяти. Понимал, что она видит людей в штатском, забравших его прямо со службы. Транспортировка в наручниках. Андрей не верил, что всё это с ним происходит, не дал отпора. Она права, он был слишком самоуверен и недостаточно осторожен.

И когда на столе перед ним стали выкладывать его же свидетельства, потребовав объяснений, он впервые в жизни не нашёл, что сказать. Обтрёпанные регистрационные бланки девятнадцатого века ещё не имели фотографий, а вот карточки, начиная с тысяча девятьсот пятнадцатого года, шли уже со снимками и печатями. Одно и то же лицо, одного и того же Андрея Ивановича Колычева странно подлинно выглядело на документах вековой давности. Его стали обвинять в шпионаже, в государственной измене.

Но когда два молодых агента покалечились, попытавшись избить его, специальные люди быстро сообразили, что объект надо передать другому ведомству. Тема клеточных мутаций и сверхъестественных существ была в начале двадцать первого века на большом подъёме, так что всё совпало, как нельзя хуже для Колычева…

Йен неслышно вошёл и поставил на столик большую чашку крепкого чая, заваренного с чабрецом, как ей нравилось, потом хотел выйти, но перед тем, как закрыть дверь, оглянулся:

«– Ты поможешь ему забыть?

– Нет! Может быть, совсем немногое.

– Почему?

– Как ты тогда говорил, помнишь, о Генрихе, это удержит от опрометчивых поступков в будущем! То, что произошло, урок для всех нас, мы не должны забываться! Технологии смертных стремительно догоняют магию! Нам следует быть осторожнее и внимательнее к следам, что мы оставляем.

– Не буду спорить. Мне остаться?

– Нет, не нужно. Думаю, я справлюсь. Эмер через пару дней пришлёт новые документы. Я поеду с Андреем куда-нибудь, ещё не решила. Ему нужен отдых. Да и тебе тоже!».

Так же, не проронив ни звука, Йен наклонился к ней за поцелуем на прощание. Каждый раз, когда Елена прикасалась, ему казалось, что она вот-вот перейдёт границу, которую провела между ними, приняв клятву на крови. Он ждал этого веками. Но тончайшая грань не таяла. И досягаемая, женщина оставалась недоступной. Колычев выждал немного, и когда Йен выходил из комнаты, всё-таки окликнул его.

– О’Лири!

– Койл? – с вежливым вниманием обернулся элементаль.

– Хотел поблагодарить. Тебя. И твоих братьев. Передай им? Спасибо! – сдержанно кивнул Андрей.

И Елена в очередной раз подумала, что только очень сильный мужчина не побоится показать свою слабость, признаться в страхах, не прятать боли, и продолжит свой путь. В этот момент, наверное, она любила его больше, чем когда-либо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иные песни
Иные песни

В романе Дукая «Иные песни» мы имеем дело с новым качеством фантастики, совершенно отличным от всего, что знали до этого, и не позволяющим втиснуть себя ни в какие установленные рамки. Фоном событий является наш мир, построенный заново в соответствии с представлениями древних греков, то есть опирающийся на философию Аристотеля и деление на Форму и Материю. С небывалой точностью и пиететом пан Яцек создаёт основы альтернативной истории всей планеты, воздавая должное философам Эллады. Перевод истории мира на другие пути позволил показать видение цивилизации, возникшей на иной основе, от чего в груди дух захватывает. Общество, наука, искусство, армия — всё подчинено выбранной идее и сконструировано в соответствии с нею. При написании «Других песен» Дукай позаботился о том, чтобы каждый элемент был логическим следствием греческих предпосылок о структуре мира. Это своеобразное философское исследование, однако, поданное по законам фабульной беллетристики…

Яцек Дукай

Фантастика / Мистика / Попаданцы / Эпическая фантастика / Альтернативная история