Те, Кто Живут Давно. Сердце Рэдмаунта

Её гость чуть улыбнулся, поставил саквояж у кресла, снял и сложил очки, тихо клацнув тонкой металлической оправой. На Елену взглянули разные глаза давнего возлюбленного, правый сине-голубой, левый – золотисто карий.

– В моём непростом деле иностранное имя только помогает репутации, добавляет веса, – слегка пожала она шёлковыми плечами.

– Это же работорговля! – возмущённо вскинул он густые брови.

– Эй! Давно в святоши записался? – изогнулись в усмешке полные чувственные губы. Она бросила взгляд на массивное обручальное кольцо гостя. – Против проституции всегда громче всех выступают завсегдатаи публичных домов, кому давно надоели жена, горничная и дама на стороне! – оттолкнув ногой длинный шлейф, она вернулась к своим бумагам.

– Леночка, это мерзко! Не говори так! – он приблизился к ней, обойдя стол.

– Ты первый начал!

Она протянула Колычеву руку для поцелуя. Он прижал к красиво очерченному рту маленькие тёплые пальцы с двумя пятнышками от чернил, и посмотрел на серебряное кольцо с гранатом.

– Пражский сувенир? – усмехнулся он, чуть удержав мягкие пальчики.

– Не волнуйся, – Елена с усилием высвободилась. – Он получит его обратно.

– Почему ты ему потакаешь? – он осторожно устроился в полукресле напротив. – Зачем было возвращать ему воспоминания? Ты знаешь, что он творил в Лондоне пятнадцать лет назад?

– Конечно же, знаю! Не трави, и так тошно! – поморщилась она. – Но я виновата перед Генрихом, перед всеми вами. В том, как поступила с ним. И этого уже никогда не избыть.

– Ты чересчур балуешь его, и слишком многое спускаешь с рук…

– Андрей, прошу тебя, не нужно об этом сейчас. Он всё равно скоро вернётся, – она вздохнула настолько глубоко, насколько позволял хрустнувший корсет. – Ты был в городе в девяносто девятом году, я видела тебя в театре. Почему не зашёл?

– С тобой был Эмер, а я не хотел встречаться с Арманом.

– Исчерпывающее объяснение, – хмыкнула Елена.

– Йен всё ещё здесь? – спросил он, стараясь казаться равнодушным, хотя сердце его оглушающе колотилось.

Есть всё же что-то непостижимое, колдовское в том, как этой женщины не касается время. Как же он тосковал без неё! Какой восторг снова чувствовать столько запахов, различать яркие и насыщенные цвета, снова жить! И как хочется прикоснуться, ощутить вкус её губ и кожи!

Стало трудно дышать, его душила настоящая жажда обладания. Колычев поднялся и, подойдя к окну, с треском открыл раму. Порыв сырого ветра принёс глоток обжигающего свежего воздуха, чуть охладившего и отрезвившего. Сквозняк, взметнув огонь в камине, потушил половину свечей. Елена, с досадой ахнув, поймала несколько исписанных цифрами листков.

– Конечно же, здесь! Скоро должен прийти. Играет где-то в клубе, не знаю. Я запретила ему обирать клиентов, так что развлекается он на стороне. Когда-нибудь нарвётся, опять прирежут в притоне где-нибудь.

Оглядела беспорядок на столе, вздохнула, и с раздражением щёлкнула пальцами, погасшие свечи вспыхнули новым пламенем. Затем подошла и захлопнула окно, остановилась, подняв к Андрею лицо. Только любимая понимала и принимала безусловно и без исключений. Она была так близко, что он услышал её тонкий медовый запах нагретого солнцем цветущего луга. Но только успел протянуть руку, чтобы прикоснуться к ней, как в этот момент в комнату быстро вошёл высокий молодой мужчина в чёрном креповом костюме.

На ботинках уже не осталось следа от мокрого снега, но казалось, облако тумана вплыло в кабинет вместе с ним, и растаяло в горячем воздухе. Он резко остановился, с неудовольствием разглядев нежданного гостя. Елена, вздохнув, вернулась к столу. Господа сдержанно кивнули друг другу.

– О’Лири.

– Койл.

Больше восьми веков прошло с момента, как могучий русский, занявший своё место в круге Живущих Давно, пытался растолковать близнецам, как читается и пишется его имя. Но братья, да и остальные, до сих пор часто обходились коротким прозвищем, по их мнению, достаточно созвучным непонятной фамилии. К Елене Йен обратился с лёгким поклоном:

– Госпожа!

– Как развлёкся?

– Мне везло сегодня! Я в выигрыше, – обаятельная зубастая улыбка элементаля засияла на бледном лице.

Он с аппетитом хлопнул рюмку ликёра, облизнулся и стал наливать себе чай на подносе.

– Как будто бы бывает иначе! – она смотрела на него с нежностью.

– А давеча на Казанской не сложилось? – небрежно осведомился Колычев.

Чашка внезапно звонко ударилась о блюдце. Улыбка Йена растаяла. Он уставился на Живущего Давно, потом метнул беспокойный взгляд к Елене.

– О чём ты сейчас, Андрей? – встревожилась она, не понимая.

– О том, что О’Лири опять перегнул палку в погоне за наживой. Я за обедом читал. Это попало в «Ведомости».

– Что там было? – нетерпеливо переспросила Елена.

В ответ Колычев молча поднял руку и сжал раскрытую ладонь, будто скомкав лист бумаги. Женщина, ахнув, повернулась к замершему Йену:

– Как ты мог!?

– Я всё объясню! Я… Дело в том, что… Я защищал свою жизнь! – попытался он оправдаться.