Те места, где королевская охота

Алики попала только с четвертого выстрела. Первый раз она «передержала руку», как объяснил майор, и пуля с визгом чиркнула стену гораздо ниже уровня мишеней. Второй раз рука дрогнула, пока Алики нажимала спуск; пуля поразила соседнюю мишень. В третий раз Алики слишком долго вглядывалась в глаз мишени и промахнулась чуть–чуть — пуля снова чиркнула стену в дюйме от мишени и рикошетом надорвала ее край. Зато в четвертый раз мишень была поражена почти во внешнее кольцо, и майор похвалил:

— Вы пощекотали вашему противнику нервы и слегка оглушили. На сегодня с него хватит.

На чем занятия и прекратились, естественно, после того, как она почистила аркебузет.

Времени до полудня оставалось еще достаточно, и Алики решила выполнить свое ночное обещание себе — съездить на Карамельную мызу. Тетушка Миррима не возражала, и Алики вышла через ворота хозяйственного двора и прошла до перекрестка, где устроили стоянку извозчики.

— На Карамельную мызу, — сказала она, садясь в коляску.

— Два с половиной империала, барышня.

— Дорого, — бросила Алики. — Три с половиной туда и обратно.

— Ну, можно и так…

Извозчик хлестнул лошадь, и коляска покатила по улицам весеннего города. Было еще прохладно — зима отступила только–только, но светило солнышко, в лужицах талой воды отражалось яркое, будто бы чисто отмытое небо, радостно чирикали оттаявшие здесь и вернувшиеся из теплых мест птицы, и люди, одетые уже скорее по–весеннему и потому казавшиеся принарядившимися, радовались предстоящему теплу. Алики покачивалась в коляске, с удовольствием разглядывая все вокруг: лужи, людей, дома, вывески, первые ручейки вдоль обочин. Затем, когда коляска выехала на окраины, спохватилась и опустила со шляпки вуаль — не хватало, чтобы ее опять кто–нибудь узнал: мало ли что можно подумать, увидев едущую по Тополиной дороге одинокую девушку.

На Карамельной мызе, пользуясь погожим деньком, приводили двор и дом в порядок после зимы: под деревьями с граблями возилась уже виденная однажды рябая женщина, знакомый мальчик белил стволы деревьев, другой, незнакомый, сидя на крыльце, палкой старательно помешивал что–то в заляпанном краской ведре, а двое мужчин красили стоящий у ворот домик, за стеклами которого были выставлены безделушки из разноцветной карамели. Свежевыкрашенные ярко–синей краской створки ворот были распахнуты, но Алики остановила извозчика перед воротами, велела:

— Жди здесь!

Она вошла в сад и остановилась, глядя на перемазанных краской мужчин. Один из них был сам молодой мастер; второй — пожилой работник, или подмастерье, с которым тот разговаривал в прошлый раз. Алики молча кивнула старику и повернулась к мастеру. Тот явно узнал Алики и был, похоже, сильно удивлен ее приездом.

— Доброе утро, — сказал он несколько рассеяно. — Вы что–то хотите приобрести?

— Да, — ответила Алики. — Я хочу купить у вас окарину. Ту, на какой вы играли в прошлый раз. Или такую же.

— Что? — изумился мастер. Изумился по–настоящему, и тут же постарался скрыть это: — Ох, извините?

— Окарину, — подтвердила Алики. — Я, видите ли, немного умею играть на окарине… Ну, конечно, на простой, глиняной. Но ваша окарина — это что–то особенное! У нее такой удивительный звук… Она дорого стоит?

Красивое лицо мастера будто полиняло. Он бросил осторожный взгляд на старика и неуверенно сказал:

— Простите, сударыня, но… Словом, я не могу вам продать окарину.

— Странно, — не отрывая от него глаз, произнесла Алики. — Для этого что, тоже необходимо иметь приглашение в Арафу?

Мастер открыл было рот, чтобы произнести, как поняла Алики, какую–нибудь отговорку, но, видимо, не успел придумать и захлопнул рот обратно.

— Простите, сударыня, — вступил в разговор подмастерье. — Вы уверены, что вам нужна именно окарина?

— А что еще? — оглянулась на него Алики. — Мне не нужны все эти сувенирные талисманы, — она махнула рукой в сторону витрины. — Я хочу просто иногда поиграть на досуге в тон со своими мыслями.

Старик с минуту рассматривал ее, и у Алики в душе зашевелились некие сомнения. Которые, когда «подмастерье» небрежно бросил «мастеру»: «Катрей, иди–ка принеси мне попить», переросли в полную уверенность, кто здесь есть кто.

— Но, батюшка, — начал было лже–мастер, однако мастер настоящий прикрикнул:

— Пойди, я сказал! — и самозванец покорно поплелся к дому; спина у него была как у побитой собаки.

Алики похлопала глазами, и старик, поклонившись с достоинством, подтвердил:

— Да, барышня, Катрей мой сын. — И без перехода: — Он вам нравится?

— Что? — глупо спросила Алики и выпалила: — Нет!

Старик кивнул и вздохнул:

— Увы, да. Вы уж извините, милая барышня, но окарину я вам продать никак не могу, — сказал он негромко. — Ни к чему она вам. Если вы не знаете, то девушки влюбляются в парня, который играет им на карамельной окарине. Свойство у нее такое — влюблять девушек.

Он опять вздохнул, а Алики покраснела.

— Да ничего подобного!

Старик развел руками.

— Ну, случается иногда и так… Вы уж простите моего парня за озорство, — старик чуть поклонился. — Обычно он так не шутит. Пожалуйста, простите…