Театр

Выступаю, как осел,
Свежим сеном нагруженный.
Им богат соседний дол, —
Здесь живу как прокаженный.
Ну, и жизнь себе нашел!

Мой удел жевать траву.
Как ослу и как волу,
Как скотине подъяремной.
Небо — в бездне бед огромной
Мне в помощники зову.

Мать, родивши, не напрасно
Предрекла мне: «Будь святой,
О Педриско, свет мой ясный»
И (увы мне!) были с той
Тетка и свекровь согласны.

Ну, и вот… Ах, быть святым
Соглашусь, большое дело.
Только голод… — вечно с ним
Мне возиться надоело.
Бог, внемли мольбам моим,

Ты же бодрствуешь повсюду:
На меня свой взор направь,
Мне яви, молю я, чудо
И от голода избавь,
Или я святым… не буду.

Если б только, о сеньор,
Был твой вышний приговор,
Что никто б не смел нарушить:
«Вместе быть святым и кушать», —
Я бы прыгнул выше гор.

Здесь — уж скоро десять лет —
С этим Пауло живу я.
Он в одной, анахорет,
Мне пещеру дал другую.
Где ж ты, вольной жизни цвет?

Числим наши прегрешенья,
Щиплем чахлое сенцо.[30]
«Счастье мироотрешенья,
Брат, пред нами налицо».
Ну, не дурно утешенье!

Сяду здесь, у родника,
Под тенистым вязом старым…
К вам летит моя тоска,
Дней былых окорока:
Где вы, с розовым наваром?

Ах, когда-то мой приют
Город был — не эти скалы
(Вспомню — слезы так и льют).
Захочу лишь есть, бывало, —
Вы на помощь: тут как тут.
В треволненьях бытия
Вы, примерные друзья,
Помогали мне всечасно.
Что ж теперь так безучастно
Смотрите, как стражду я?

Ах, прости навеки, воля!
Есть траву — Педриско доля.
Впрочем, склонен думать я,
Что, цветов наевшись с поля,
Станет древом плоть моя…

Но Пауло выходит из пещеры.
Бегу сюда, и спрячусь здесь, налево:
Цветы со мной.

(Уходит.)

Сцена 3

Пауло