Театр абсурда. Во что превратили Россию

– А как, Николай Николаевич, относитесь вы к современной театральной кинокритике? Считаете ли вы ее по-настоящему профессиональной, читаете ли статьи о спектаклях и фильмах или, как многие другие крупнейшие наши мастера, говорите, что мы, критики, вам неинтересны, что погрязли в бульварщине, в протекционизме, в стремлении кого-либо обслуживать, а значит, и что-либо за это получать, что все мы – несостоявшиеся актеры и режиссеры, только и всего.

– Критик, критика, особенно самокритика, – это очень важно и нужно. Уважаю отважную Татьяну Москвину. Тонкий, вдумчивый и одновременно пламенный критик. Очень ценю Григория Заславского с его позицией, болью в душе. Присутствующим не буду льстить. Льва Аннинского, Майю Туровскую люблю читать. И очень признателен критику, журналисту, писателю Виталию Вульфу, пришедшему к нам на спектакль «Иванов» и написавшему о нем дельную, интересную статью. В общем, никаких конфликтов с подлинной критикой нет, есть желание напомнить ей хотя бы о великом Белинском, писавшем и о гении Мочалова, и об ужасах крепостничества. Есть люди, которые читают только для того, чтобы найти у писателя ошибки. Такую критику не люблю.

– А почему, Николай Николаевич, если так живо в вас желание помогать людям, вы не преподаете, не имеете в своем театре студии, не воспитываете молодых артистов?

– Для меня слово «учитель» так высоко и свято, что я просто не смею на него претендовать. Мой идеал учителя – Сергей Аполлинарьевич Герасимов – это высокий ум, глубочайшая эрудиция, любовь к великой литературе. Он мог взахлеб и без устали читать наизусть Чехова, Пушкина, Мандельштама, Толстого. Его девизом было – в искусстве позволительно все, кроме порнографии и контрреволюции. Пока вы учитесь, говорил он, играйте лучшее, все классические роли – потом могут не дать, наслаждайтесь школьной свободой, и требовал от нас правды чувств, достоверности. Мы видели эту правду в том, как играл у него Василий Шукшин, как играл Григория Мелехова в «Тихом Доне» артист Глебов. Ученик оказывает учителю величайшее доверие, какое только один человек может оказать другому. Это слишком ответственно.

– Ну, и конечно же, немного о семье. Без этого «меню» нашей беседы будет как бы неполным, без десерта.

– Семья для меня – все. Это не десерт, и ничего сладенького в ней нет. Моя жена мне и опора, и душа, и жена, и мать, и дети – все, что есть самого дорогого на земле. Она знает про меня все, слышит все, болеет моими болями, все разделяет и всегда рядом. Семья, как я думаю, – это не просто твой тыл, но и часть таланта, часть успеха.

– Однако время бежит, впереди дела, вот уже и ожил ваш мобильник. Спасибо за откровенность, за хорошую «немодность», ведь мода, как говаривал тот же Светлов, никогда не бывает посмертной – посмертной бывает только слава. Ну что ж, даст Бог, поживем – увидим.

2003 г.

ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ ВСЕ КРОВАВЕЕ, ВСЕ ЖЕСТЧЕ (Н.Н. Губенко на радиостанции «Эхо Москвы». Ведущая К. Ларина)

К. Ларина: Добрый день. Сегодня в нашей студии Николай Губенко, народный артист России, режиссер, художественный руководитель театра «Содружество актеров Таганки». И депутат Мосгордумы. Здравствуйте, Николай Николаевич.

Н. Губенко: Здравствуйте, Ксения.

К. Ларина: Мы говорили до начала нашей программы о том, какая жизнь происходит в театре «Содружество актеров Таганки» и я поняла, что, несмотря на всяческие сложности, связанные, прежде всего с финансированием или скорее с его отсутствием, все равно вы полны творческих идей. Хотя про два спектакля вы мне уже рассказали, спектакли, которые появятся на сцене «Содружества». Скажите, мне, пожалуйста, если все-таки каким-то образом дать характеристику вашему театру, вот что можно про него сказать? Это театр, который себя позиционирует как что; театр, который проповедуют что; театр, в котором не будет никогда чего? Вот есть какие-то базовые вещи важные, которые вы для себя определяете.