Театр Черепаховой Кошки

Полина вдохнула, будто собираясь крикнуть, широко распахнула глаза, мгновенно потерявшие фокус, откинулась назад и как-то одновременно с этим бедрами подалась вперед, так что ее голова звонко стукнулась о деревянный край кровати, и Саша не успела ее подхватить.

— A-а, а-а, а-а, — стала выдыхать она, и было ощущение, что воздух выходит из горла не трогая связок, словно ветер дует в пустой трубе, и это было жутко, потому что временами казалось, что Полина совсем неживая. Она билась и вздрагивала, как подвязанная на нитках кукла, и свивалась кольцом, словно хотела быть личинкой и лежать глубоко под землей, пережидая, пока кончится стужа наверху. И она разгибалась, и пыталась забраться на кровать, и ее пальцы скользили по покрывалу, и по Сашиным рукам, не в силах сомкнуться, чтобы удержаться…

Саша не знала, что делать. Она забыла про все на свете, стояла, беспомощная, над Полиной, протягивала к ней руки и молилась шепотом: «Помогите, помогите, ну пожалуйста, кто-нибудь, помогите, — а потом вдруг мелькнула короткая мысль: — Сердце». И тут же, безо всяких платков, без этих привычных фокусов, представилось Саше висящее на ниточке анатомическое сердце, и стало совершенно очевидно, что, если это не прекратить, ниточка порвется — не настоящая, воображаемая, но очень важная ниточка, и сердце Полины будет, как и сердце художника, — больным уже навсегда.

Саша выбежала в коридор. Но тут некого было просить о помощи. Квартира была пуста.

Тогда она вернулась в комнату, бросилась к окну и стала открывать его с тем же остервенением, с каким это делает человек, попавший в огненную ловушку пожара. Она и правда бы крикнула отчаянное «помогите» в холодный декабрьский день, как вдруг увидела скорую.

Саша дернула платок. Врач приехал тот же: спокойный, уверенный, надежный.

Не одеваясь, она бросилась вниз. Выскочила во двор, побежала вокруг дома. Ее тапки скользили по утоптанному снегу, вдыхать стало больно почти сразу, и льдинки кусались сквозь шерстяные носки…

Она поймала врача прямо около машины. Схватилась за его рукав, чтобы не упасть.

— Что случилось? — спросил врач.

— Мне очень нужна помощь, — сказала Саша.

Врач отправился за ней, а за ним, кутаясь в незастегнутый служебный пуховик, пошла женщина-фельдшер.

Полина лежала на полу за кроватью и казалась обессилевшей, хотя дыхание ее ускорялось — словно разгонялся внутри второй истерический приступ, и Саше это напомнило, как в фильмах пыхтит все быстрее и быстрее паровоз, только что отошедший от станции.

Испуганную Сашу выставили за дверь. Ее пустили обратно, когда в комнате прекратились всякие звуки: и Полинины истерические хрипы, и тихое позвякивание ампул.

Врач сидел на краю кровати и заполнял какие-то бумаги, подложив под серо-желтый больничный листок черную кожаную папку.

— Из взрослых дома есть кто-нибудь? — спросил он.

— Нет, — тихо ответила Саша.

— А когда придут?

— Это бесполезно… Им по барабану.

Он оторвался от бумаг и взглянул на Сашу, вопросительно приподняв брови. Та промолчала.

— Вы сестры? — спросил он тогда.

— Нет. Это моя подруга.

— А ее родители?

— Мать ее убьет. За то, что случилось, убьет… Не надо ее мать…

— Ну, мать все-таки надо, — протянул доктор. — Ее надо госпитализировать. И обязательно, я настаиваю. А что случилось?

Глава двенадцатая СМЕРТЬ ЛЮБИТ ТЕБЯ

1

Рита сидела, откинувшись на стуле, и лениво поглаживала себя по животу. Ей было хорошо. На лице застыла довольная полуулыбка, глаза были слегка прищурены… Она расслабленно вздохнула. Ладонь взлетела вверх, и кончики пальцев коснулись сгиба руки, пробежались по груди, по шее и замерли в подключичной впадинке, где билось сердце.

Вестник только что вышел из аськи.

И сегодня она, пожалуй, позволила себе слишком много.

Но, черт побери, ей это было просто необходимо.

Теперь ее тело отдыхало — каждым мускулом, каждым сантиметром словно бы посвежевшей и очистившейся кожи. Рита старалась удержать себя в расслабленном состоянии, но оно проходило. Просачивалось сквозь нее, как вода, и драгоценные капли испарялись, так что собрать их снова было невозможно.

На смену расслаблению приходила смутная тревога.

Тишина в квартире показалась Рите глубже, чем всегда. Она задумалась, ища объяснений, и вдруг поняла, что к ним давно не приходила Полина. Как давно — сказать было сложно, но ее не было. И не было звонков от ее настойчивой матери.

Чем дольше прислушивалась Рита к тишине, тем громче она звенела и скоро стала громче, чем навязчивое шуршание ноутбука.

Рита встала и нервно заходила по комнате. Звон усиливался. Он был похож на звон десятков комаров в летнюю влажную ночь. Сделав полсотни шагов, Рита поняла, что инстинктивно стряхивает с себя насекомых. Ей захотелось завизжать и побежать.

Рита выскочила в коридор.

Тут было холодно.

Как в склепе.

Темные двери соседних комнат были молчаливы, как двери домов в городе-призраке.