Театр китового уса

– Что ж, – говорит Флосс. – Уверена, ты себе найдешь достаточно занятий.

Из коридора доносится звук ровных шагов Билла, и он снова появляется с грудой почты.

– Вам письма, – говорит он, передавая их Флосси.

Флосси с любопытством смотрит на них, затем открывает первое и быстро проглядывает его, прежде чем прижать ладонь ко рту.

– Ох, бедный Джордж.

– Кто такой Джордж? – говорит Кристабель.

– Друг. Он в госпитале в Брюсселе, – говорит Флосси, быстро вскрывая следующее письмо. – Он был ранен шрапнелью, и пришлось оперировать, чтобы ее достать.

– Только представьте, стрелять шрапнелью в священнослужителя, – говорит Бетти.

Флосси садится, по-прежнему читая.

– Он говорит, что думал о наших музыкальных вечерах.

– Это еще что? – говорит Кристабель, подтягивая к себе картонную коробку, стоящую на кухонном столе.

Флосси поднимает глаза.

– О, Криста, это одежда и книги Дигби. Из его комнаты. Я попросила Бетти их сложить. Я думала, ты захочешь…

Кристабель поспешно отталкивает коробку.

– Заклей ее, Бетти. Убери.

Бетти ставит чайник на стол с неожиданным грохотом, который их всех заставляет подпрыгнуть, и говорит полным слез голосом:

– Я все говорю себе, что это тайная благость, что миссис Розалинде не пришлось узнать, что она потеряла своего драгоценного мальчика.

Другие мгновение молчат, пока Бетти ищет в фартуке платок, затем Билл подходит к жене и говорит:

– Мисс Флосси, мисс Кристабель, мы с Бетти гадали, кто-то говорил с мистером Уиллоуби? Чтобы дать ему знать о мастере Дигби.

Флосси и Кристабель переглядываются. Флосси говорит:

– Я дала объявление в «Таймс».

– Кто скажет, что он его видел, – всхлипывает Бетти.

– Мы давно ничего о нем не слышали, – говорит Билл.

– Ни полслова, – говорит Бетти, высмаркиваясь.

– Он был не самым традиционным отцом, – говорит Билл, – но потерял сына.

– Нет, вы совершенно правы, – говорит Флосси, – мы должны его разыскать. Кто-нибудь знает, где он?

– Последнее, что я слышал, – он пытался купить гидросамолет в Лимерике, – говорит Билл, – но это было больше года назад.

– Я даже не уверена, можно ли ездить в Ирландию, – говорит Флосси. – Это разрешено? И кто поедет?

– Я бы поехала, – говорит Моди. Они все поворачиваются к ней. Она стоит, опершись на заднюю дверь, наполовину в доме, наполовину снаружи, одетая в резиновые сапоги и темный комбинезон. На шее у нее болтается свисток, а на нарукавной повязке написано «Пожарная дружина». Спутанные волосы забраны назад, а жестяной шлем она устроила возле раковины. – Это не запрещено, только нужен паспорт и разрешение.

– Откуда ты это знаешь, Моди? – говорит Кристабель.

– У меня был любовник из Ирландии, – говорит Моди.

Кристабель удивлена услышать такое предложение от горничной, но Моди больше не похожа на горничную, эта бродячая женщина за тридцать, бросающая сигаретный бычок на землю снаружи и тушащая его ботинком. Кристабель гадает, почему Моди в форме, если она не на службе, но знает, что от формы тяжело может быть отказаться. Ее собственные гражданские тряпки – функциональные рубашки и брюки из твила – так близки к военной форме, как только она может подобраться, а Флосси по-прежнему похожа на садовницу в своих цветочных косынках и вязаных кардиганах. Кристабель полагает, что форма военного времени, с ее анонимностью и статусом, может быть более привлекательной, если оригинальный наряд принадлежал подчиненной роли.

– Мне в моей кухне не нужны твои развязные разговоры, Моди Киткат, – говорит Бетти, – ты их оставь для грязных моряцких кабаков.

– Бетти, все в порядке, – говорит Флосси. – У Моди бывают ухажеры. У многих бывают ухажеры.

– Не назвала бы их ухажерами, – говорит Моди.

– Думаю, что могу помочь с бумагами, – говорит Кристабель, думая о секретаршах Орга, которые казались способными материализовать официальные документы из пустого воздуха. Она идет к Моди. Октябрьское небо снаружи серое, мелко моросит, но свежий воздух намного приятнее затхлого дома.

– Я могу помочь убрать коттедж, – говорит Моди.

– Можем заглянуть туда сейчас, посмотреть, что нужно сделать, если тебя не пугает дождь, – говорит Кристабель.

– Чай будет скоро готов, – говорит Бетти.

– От мороси не растаю, – говорит Моди.

Месяц спустя. Поздний вечер. Моди. Выходит из порта Холихэд на трап к парому, что плывет в Ирландию. Она впервые покидает землю. Впервые покидает что-либо. Она видит, как покрытая рябью вода угрюмо шлепает о портовую стену под ней, и это ее будоражит.

Паром забит. Место есть только стоять. Багаж навален в коридорах, на нем сидят дети. Чемоданы, сундуки, клетки с курами. Моди забилась в угол на передней палубе, рядом с семьей, которая уверяет, что плаванье может быть неприятным, но офицеры таможни в Ирландии хуже. Они конфискуют все, и ты получишь вещи только недели спустя – если вовсе получишь. Но это редкий подарок, говорят они, оставить позади затемнение и поплыть в Дублин, где все огни порта будут сверкать на воде.