Театр китового уса

По вечерам, когда наставал час Джасперу поприветствовать родителей перед их ужином, он, пригладив волосы слюной, спускался по лестнице и начинал слоняться по залу, пока не получал разрешения зайти в столовую; порой он видел их лишь мельком, потому что ему не позволялось по-рыбьи пучить на них глаза. Стены были выкрашены кроваво-красным, чтобы подсветить мясо, подаваемое на фамильных сервизах, над освещенными свечами родителями нависали длинные тени. В углах тайком ждали слуги, стремясь услужить, так же как и столовая ждала каждый день Джаспера, ждала, чтобы посчитать его недостойным.

Однажды вечером Роберт, начинавший беседы где-то с середины, сказал:

– Настало время тебе узнать что-то помимо латыни, мальчик. Тебе надо будет показать Уиллоуби пример. Поедешь завтра со мной.

При упоминании Уиллоуби Элизабет улыбнулась обеденному столу, будто разглядывая собственное отражение в пруду. Джаспер оглядел портреты на стенах. Портреты Сигрейвов с алебастровой кожей, тех времен, когда и мужчины, и женщины носили локоны. Казалось, все они прижимали одну ладонь к груди, чуть отставив один палец, будто пытаясь незаметно на что-то указать: на роскошные ткани, в которые были одеты, возможно, или фальшивый классический пейзаж позади – Смотри! Среди деревьев! Маленький храм с куполом! – или даже на тревожно высокий лоб человека на соседнем портрете. В дальнем конце комнаты висела фотография угрюмого Джаспера в моряцком костюме с Уиллоуби в крестильном платье на руках.

– Этот твой деревянный меч, – сказал Роберт. – Это детская игрушка. Отдай его брату. Можешь быть свободен.

Джаспер поднялся к себе и забрался в постель, где достал спрятанное под подушкой печенье и взялся за книгу о короле Артуре. Затем он отложил их. Нужно меньше читать. Меньше есть. Нужно забыть о мечтах. Джаспер уставился в потолок.

Следующим утром – точнее даже все следующие утра всех следующих лет, всю молодость, все свои двадцатые и тридцатые годы – Джаспер мрачно следовал за отцом из дома, чтобы узнать о своих обязанностях в качестве наследника, пока оставшийся внутри младший брат с легкостью расцветал. Уиллоуби выучился ходить за один день; Джаспер украл виски из отцовского буфета, отправился поздней ночью плавать в море, поскользнулся на камнях и так неудачно сломал ногу, что на всю жизнь охромел. Уиллоуби резвился повсюду с его любимым деревянным мечом; Джаспер ковылял, без оружия, в ожидании, пока умрет отец, чтобы он смог проявить себя.

Хромота не помогала. Джаспер чувствовал неловкость, посещая фермеров-арендаторов. Он предпочитал объезжать их на лошади. Верхом он оказывался на достаточном расстоянии от населения, чтобы достичь доброжелательности. Пешком, переваливаясь с ноги на ногу, он был неуклюж, как цирковой медведь. Он подмечал острые глаза работников поместья, их ухмылки, когда он неловкими рывками, будто двигая шифоньер, пробирался по неровным полям.

Его социальная жизнь была схожим образом ограничена. Он очень хотел быть благородным английским джентльменом, но не мог танцевать, поскольку его слабая лодыжка не могла удерживать его. Он сидел у стенки на балах, представляя ужасные кончины молодых холостяков, которые могли вальсировать. Его стихи не покидали карманов. Он утешал себя мыслью, что благородный Гектор никогда, черт подери, не вальсировал. По ночам, если он за ужином съедал слишком много (а так обычно и случалось), он слышал во сне, как пускает газы, будто беспомощно ускользающий воздух был своего рода продолжением его жалких попыток завести разговор и нерешительно поделиться поверхностными остротами.

Иногда, следуя за своим все еще вполне живым отцом, Джаспер придумывал, как изменит жизнь в Чилкомбе, если возьмет его в свои руки. На самом деле, размах идей отца не оставлял места его идеям. Растущая викторианская уверенность Роберта Сигрейва доминировала над будущим, как планируемая им огромная буковая аллея. Роберту не суждено было увидеть, как вырастут эти деревья, но он не сомневался, что через сотни лет другие Сигрейвы будут вышагивать под ними.

Забавно, что жизнь отца Джаспера служила препятствием для его собственной. Порой – ноябрьскими вечерами, к примеру, когда низкое солнце блестело над кобальтовым морем – океан вдохновлял огромные, невыразимые чувства, которые сокращали мысли Джаспера до разбитых полупредложений.

Я люблю…

Как можем мы не верить, что…

Встретить кого-то, кто…

На что будет похоже…

Предложения, разломанные надвое до того, как они получили возможность стать клише, до того, как его мрачный разум мог отбросить их как вздор, как невозможный нонсенс.

– Джаспер, не витай в облаках, бога ради, – рявкал его отец.

На кухне его ждал сыр. И кекс. Яблочные клецки. Мятный зефир. Рахат-лукум. Покрытая желе корочка старого пирога со свининой.

Рождественская охота

Декабрь 1914

Шесть лет назад