Театр китового уса

– Отлично, – говорит он. – Наперегонки?

Они несутся сквозь лес будто атлеты, перепрыгивая корни деревьев, стараясь сделать так, чтобы любые страхи, прячущиеся в тенях, остались далеко позади. Когда показывается домик, Дигби прячется за боярышником и кладет невидимую стрелу на невидимую тетиву. Кристабель кивает ему, а затем выходит из леса, чувствуя, как сердце грохочет в груди.

Укрытый цветами коттедж у моря молчит, но это молчание отличается от постановочной и тяжелой тишины Чилкомба. Все двери и окна открыты. Свечки, уставленные в пустые винные бутылки, мерцают на подоконниках. Долетают интересные запахи: острой еды, скипидара, табака и чего-то еще, густого и пьянящего. Кристабель слышит тихие голоса и движется вперед, чтобы услышать, о чем они говорят, когда позади с треском ломается веточка.

Она поворачивается и видит самого высокого из диких детей, одетого в одни только шорты. Он вышел из амбара. Другие спешно скатываются с тюков сена, чтобы собраться за спиной своего лидера, многочисленные, будто крысы.

Кристабель машет черным флагом, затем кладет его на землю. Она лезет в карманы и протягивает кекс и зажигалку. Высокий дикарь хватает кекс и бросает его через плечо мелким. Затем он берет зажигалку и изучающе крутит в руках. Кристабель осторожно тянется, чтобы прокрутить большим пальцем колесико, выбивая искрой жизнь.

– Это приличная зажигалка, – говорит она, – мой дядя Уиллоуби носил ее с собой в пустыне.

Дикарь стоит так близко, что она чувствует запах его кожи. Его лицо – в тени, освещенное снизу зажигалкой, – сплошь острые углы, суровые брови. Он на голову выше ее, и в уголке рта у него сигарета, как у ковбоя. Худощавый, с широкими плечами, темными волосами до плеч и дымчатым намеком на усы. Она думает, что ему около тринадцати – достаточно, чтобы считать себя взрослым. Она слышит близость моря, его шипение и грохот на гальке.

Кристабель говорит:

– Я пришла предложить переговоры. Мне нужны люди. Для моего спектакля. Для «Илиады». Я знаю, что вам нравится притворяться. Я видела, как вы это делаете. Вы переодеваетесь.

Он наклоняется к ней. Когда он заговаривает, она впервые слышит его голос – со смешанным акцентом и протяжными гласными.

– Иди домой, маленькая девочка.

Он пытается вложить зажигалку обратно ей в руки, но она сопротивляется, толкая ее к нему, говоря:

– У меня есть предложение. Если вы появитесь в спектакле, я научу вас сражаться на мечах. – Она повышает голос, чтобы слышали младшие дети. – Всех вас. Я научу вас драться как воинов. Мой дядя научил меня. Я знаю, как это делается.

Дикарь смеется.

– Я умею драться, девочка. Единственное, что я сделал бы с мечом, так избавился бы от светловолосых шлюх в постели отца, comprende[26]?

Мгновение она недоумевает.

– Светловолосых шлюх?

Он кивает на домик.

– Погоди, – говорит Кристабель, – твой отец Тарас? Он не ведет себя как твой отец.

Дикарь хмыкает.

– А как ведет себя отец?

Кристабель ошеломлена. Дикари за его плечом следят за ней. У них всех черные волосы.

– Не говори мне, что он отец всем вам, – говорит она. Она считала, что свита Тараса состоит из его последователей, не родственников.

Мальчик бросает сигарету на землю.

– Почему мы тут, по-твоему? Мы дети великого Тараса. Возможно, у тебя скоро тоже появится светловолосый братик, а? Может, два. Моя мать сможет присмотреть за ними так же, как присматривает за остальными его ублюдками.

– Кто твоя мать? – Кристабель вдруг вспоминает про женщину в платке. – В смысле та, что убирается?

Мальчик резко отшатывается.

– Моя мать его жена.

– Я не знала, что мистер Тарас женат.

– И зачем ему тебе рассказывать? Он предпочитает об этом забыть. – Мальчик набирает полный рот слюны и сплевывает дрожащую пену на землю. – Но я скажу тебе одно, девочка, – однажды мы избавимся от этих светловолосых демониц и отправимся домой.

– Ты имеешь в виду Хилли и Филли?

– Они не первые демоницы. Была одна в Ниме. Одна в Брюгге. Иногда мы забираем детей. Моя мать становится их матерью. Понимаешь?

– Начинаю, – говорит Кристабель. – Хилли и Филли – светловолосые демоницы, и ты считаешь их узурпаторшами.

Мальчик хмурится.

– Узурпаторшами, – повторяет она. – Они заняли законное место твоей матери.

Он кивает.

– Я не знала, – говорит Кристабель. – Pardonnez-moi[27]. Это они заставляют тебя спать в амбаре.

– Мы сами выбрали амбар, – говорит он. Истерический взвизг смеха раздается из домика, будто объясняя почему. Мальчик сжимает челюсть.

– Как твоя мать терпит это? – спрашивает Кристабель.