Театр Клары Гасуль

Донья Мария. Итак, я выдала свою тайну... Выдала без всякой надежды, что отец Эухеньо ответит на мою любовь... и притом в ту минуту, когда я ясно увидела все его равнодушие ко мне... Что я говорю?.. Равнодушие!.. Он священник, благочестивый человек, строгой жизни — значит, у меня нет никакой надежды. Чем ждать его упреков, надо было... Однако... если бы он меня полюбил... если бы он мог меня полюбить!.. Нет, никого он, кроме бога, не любит... Но иногда он говорит так ласково... так нежно... Вот и теперь: вдруг мне показалось, что предо мной уже не священник... Но стоило мне заговорить, как он посмотрел на меня таким ледяным взглядом, что мужество изменило мне... А в тот вечер, когда я танцевала с Франсиской, он был словно упоен нашим весельем, — вот когда мне надо было признаться ему в любви!.. Франсиска! Она танцевала со мной... Да нет! Она его не любит. Если она и влюблена, так непременно в офицера... Правда, он часто говорит с ней... Но нет... Только не о любви... Франсиска не могла бы... Священника! Одна я... Боже! Какой великий грех! Любить священника! Одна я во всем мире способна на такую ужасную, такую преступную любовь... Это-то и успокаивает меня. Негодная! Нашла чем успокаивать себя — преступностью! Зато у меня не будет соперницы... наверно, он уже достал письмо... А вдруг он именно теперь читает? Конечно, оно вызовет в нем гнев, возмущение... Чтобы женщина могла так низко пасть! А может, он смеется надо мной и говорит, пожимая плечами: «Глупое дитя!..» Боже всемогущий! Я им докажу, что я не дитя. Они увидят, что я похрабрее любого воина, что я люблю так, как мои подруги любить не умеют. Или он, или смерть... А ну как он покажет письмо? Оно такое дикое... А конец?.. Что я там написала? Ни слова не помню. Голова кругом идет... «Я... если вы меня не любите... то я...» Сумасшедшая! Зачем я дала ему письмо! Уж лучше бы на словах... Он увидел бы мои слезы, волнение... А тут — бесчувственная, холодная бумага, старательный почерк... точки, запятые! Подумает еще, что я прикидываюсь, будто люблю его... выписываю фразы из романов... Опять назовет меня ребенком. Боже! Убей меня, не то они до того меня доведут, что я сама себя убью... Не написать ли ему хоть одно слово? Извиниться за письмо, объяснить... Нет, это уж будет совсем глупо... Может, он и не читал еще письма. Если бы прочел, так пришел бы сюда или послал бы за мной. Я не перенесу ожидания... я с ума сойду... Сама просила его не читать письмо до вечера, а теперь боюсь: вдруг он окажется чересчур послушным... О, лучше смерть, чем пытка неизвестности, чем всю ночь вертеться в постели, томиться без сна! Отец Эухеньо! Убей меня сразу!..

За сценой слышен разговор, смех.

А, вот идут те, кого я называю подругами! Болтают, смеются. Никогда еще их присутствие не было мне так невыносимо. (Хочет уйти.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Донья Мария, донья Ирена, донья Химена, донья Франсиска.

Донья Ирена. Мария! Марикита! Куда ты? Чего ты бежишь от нас?

Донья Xимена. Что с тобой, Марикита? Глаза у тебя красные, словно ты только что плакала. А, догадалась: ты читала роман с печальным концом!

Донья Мария. У меня голова болит.

Донья Франсиска

. Бедняжка! Да, лоб горячий. Посидела бы здесь в тени, право! В комнатах душно. Сядем на скамейку, положи голову мне на плечо, а я... (Тихо.) Марикита! Дорогая! Мне столько нужно тебе рассказать! Непременно останься и выслушай меня.

Донья Ирена. Марикита! Рассуди нас с Хименой!

Донья Xимена. Нечего сказать, нашла судью! Что она понимает в этих вещах? Франсиска — еще куда ни шло.

Донья Ирена. Что тут особенно понимать? Пусть только скажет, чтó ей больше нравится.

Донья Франсиска. Да не мучайте ее дурацкими вопросами! Бедный ребенок! Вы же видите, что она больна.

Донья Ирена. Ты хочешь, чтоб тебе никто не мешал самой к ней приставать. Обе вы просто невыносимы — водой вас не разольешь.

Донья Мария(зевая)[3]

. В чем дело, Ирена?

Донья Ирена. Фи, стыд какой! Зевать людям в нос!

Донья Мария. У меня страшно болит живот.

Донья Ирена. Ты вчера видела в церкви офицеров с «Эсмеральды»? Ну так вот, один из них приглянулся Химене, и она, видите ли, находит, что мундиры моряков красивее мундиров американских драгун. Что ты на это скажешь? Морские офицеры уж так просто одеты, а у американских драгун мундиры зеленые с желтыми нашивками, галуны серебряные, панталоны серые с оранжевым кантом, каски черные с султанами...

Донья Xимена. В таких нарядах они ни дать ни взять канарейки, а у моряков мундиры голубые, с красными нашивками, и белые панталоны... Военным идет строгая одежда. Потом я обожаю шляпы, обшитые золотом, а от кинжалов просто без ума.