Театр Клары Гасуль

Донья Ирена. Эка невидаль! У каждого погонщика мулов, у каждого грузчика тоже есть кинжал. Нет, что может быть красивей сабли, длинной, до земли, — звяк-звяк по камням! Постойте, а шпоры? У драгун такие звонкие шпоры, что когда они входят в церковь, все невольно оборачиваются. Куда морякам до них!

Донья Xимена. Просто офицеры «Эсмеральды» не строят из себя капитанов Матаморов[4], как драгуны. Но что они храбры, как львы, про то знает весь свет. Моряку столько нужно храбрости!

Донья Ирена. Как будто она не нужна драгуну! По мне, что на лошадь влезть, что плыть на корабле в открытом море, одинаково страшно.

Донья Xимена. А бури, кораблекрушения, битвы? Вот где нужна смелость! Пушки, торчащие из люков, стреляют ядрами: выпалят раз — двадцати человек как не бывало...

Донья Ирена. Вы заметили? С той поры, как Химена отдала свое сердце капитану фрегата, она изучила все морские наименования.

Донья Xимена. Ничего я ему не отдавала, даже и поговорить-то не пришлось, но у него есть рекомендательное письмо к моей тетке. В воскресенье я встречусь с ним у нее. Знаю только, что это очень порядочный молодой человек. Ведь чтоб попасть в морские офицеры, надо быть дворянином.

Донья Ирена. На словах, может, ты и ничего не сказала, зато веером, слава богу, столько наговорила!

Донья Xимена. Господи! Кому бы говорить, а тебе помолчать. Кто знаки делал и глазки строил этому верзиле, капитану дону Рафаэлю Саманьего? Вот так имечко! А капитана «Эсмеральды» зовут дон Хуан де Гарибай, это — баскское имя, было бы вам известно. Он получил крест Алькантары, участвовал в одном знаменитом морском сражении, в Картахене дрался на пистолетах с англичанином и ранил его в руку, а потом...

Донья Франсиска. Однако ты хорошо знаешь его биографию!

Донья Ирена. Не люблю я пистолетов, в них есть что-то грубое. То ли дело шпага, куда изящней! Месяц назад дон Рафаэль дрался на шпагах. Он поразительно ловок.

Донья Франсиска. Вы, должно быть, с военной формы глаз не сводите.

Донья Ирена

. Ах, она так идет мужчине! Будь я мужчиной, я бы стала драгунским полковником.

Донья Xимена. А я... если бы я была мужчиной, я бы стала капитаном корабля. Ты видала мальчиков? Их юнгами называют. До чего ж они милы в синих курточках и белых панталончиках!

Донья Франсиска. Значит, кто без нашивок на рукавах, не в треуголке и не в каске, тот уж вам не пара?

Донья Ирена. Вовсе нет... Да вот за примером ходить недалеко: каждый день мы встречаемся с очень красивым мужчиной без всякого мундира.

Донья Xимена. Я знаю, о ком ты говоришь, и вполне с тобой согласна.

Донья Франсиска. О ком же?

Донья Ирена. Что за вопрос! Об отце Эухеньо.

Донья Франсиска. Об отце Эухеньо?

Донья Мария. Об отце Эухеньо!

Донья Xимена. Ни у кого нет таких красивых рук, как у него.

Донья Ирена. А в глазах у него столько благородства и вместе с тем столько доброты!

Донья Xимена. Жаль, он не носит усов — у него рот велик.

Донья Ирена. Для мужчины — не слишком, и притом у него чудесные зубы. Как он за ними следит! Ради этого, я думаю, он и курить бросил... Что ты смеешься, Пакита?

Донья Франсиска

. Смеюсь над глубиной ваших наблюдений.

Донья Xимена. Особенно я люблю его за то, что он всегда в хорошем расположении духа. Всегда весел, обходителен — полная противоположность своему предшественнику, покойному отцу Доминго Охеде: тот, бывало, из-за каждого пустяка нас донимал. Отец Эухеньо разрешит нам потанцевать, попеть, посмеяться и всякий раз говорит: «Веселитесь, пока молоды». Стоит игуменье на нас рассердиться — а ведь она старуха сварливая, — он непременно за нас заступится. Такой милый!

Донья Ирена. Вы знаете, что он сделал для доньи Лусии де Ольмедо?

Донья Франсиска. Откуда же нам знать?

Донья Ирена. Весь город говорит. Я узнала об этом вчера, когда была у мамы.

Донья Франсиска. Донья Лусия, дочь аудитора дона Педро? Та, что бежала с драгунским офицером?

Донья Ирена. Та самая. Сначала отец метал громы и молнии, ни о чем другом и думать не хотел, как о том, чтобы поместить Лусию к «Кающимся грешницам», и добился от коррехидора приказа об аресте драгунского офицера, лейтенанта... как его?.. Фадрике Ромеро, что-то в этом роде. Говорят, лейтенант смазлив, черноус, с грехом пополам тренькает на гитаре. Гитарой-то он и прельстил сумасбродку Лусию: ведь он младший в семье, у него гроша за душой нет. Живи на жалованье... Знаете, каково это? Ну, да он малый не промах: узнал про богатство отца и давай дочери клясться в вечной любви.

Донья Франсиска. Да отец Эухеньо тут при чем?