Театр марионеток

Потом меня отпустили, разрешив ехать домой, и занялись Разумовской. Она села в машину, и тут же принялась бурно рассказывать, жестикулируя и размахивая перед носом у капитана зажженной сигаретой. Ну а я вернулась к своему славному кабриолету, украдкой погладила великолепный лакированный бок. Можно было ехать домой… но неудобно бросать писательницу одну. Раз уж взялась подвезти человека, надо сдержать слово. Тем более, у меня в машине так и лежит пакет с ее книгами… И я решила ждать до упора.

Какой день сегодня странный, в самом деле… Совершенно нереальный. Люди, эмоции, события… Жизнь как будто решила держать меня в тонусе, чтобы я не расслаблялась ни на минуту.

А в голове раз за разом прокручивались события последнего часа. Вот мелькнула фигура бегущего человека во всем черном, вот пошел поток автомобилей, дождавшихся зеленого сигнала светофора, потом короткий, страшный удар; человека на мгновение подбрасывает в воздух, он падает на капот «Жигулей», катится и падает на землю. Грязная машина молниеносно исчезает, словно ее не было. Да, парня чудом не раздавило колесами, спасибо водителю «Волги» с его великолепной реакцией.

Я сидела за рулем, бездумно смотрела на бурлящую улицу, не слыша, однако, ни звука, и снова вспоминала взгляд, которым смотрел на меня Девяткин. У него были непроницаемые, остановившиеся, словно неживые глаза… как у мертвого. Он смотрел на меня так, будто не видел. И это воспоминание, занозой засевшее в мозгу, беспокоило меня, как беспокоит скребущее предчувствие тревоги, опасности.

Если бы я тогда прислушалась к нему… Тогда, тридцать восемь часов назад… Но я усилием воли стряхнула с себя наваждение, и снова вернулся привычный уличный шум, голоса прохожих, автомобильные сигналы.

Разумовскую отпустили минут через десять. Она вылезла из милицейской машины, растерянно огляделась и, увидев меня, просияла. Я помахала ей рукой.

— Надо же, а я думала, вы уехали! — сказала она, неуклюже усаживаясь на сиденье и шелестя юбкой. — Как мило с вашей стороны подождать меня.

— Не могла же я вас тут бросить на растерзание милиции! Поехали? Домой очень хочется.

Дома я первым делом приму душ, смывая негативные впечатления, потом выпью чаю с лимоном, посмотрю какое-нибудь необременительное кино и заставлю себя забыть все, что случилось за сегодняшний день. Завтра рано утром я планировала выехать из Москвы, и в поездке мне совершенно не были нужны лишние эмоции и беспокойство. Буду расслабленной и умиротворенной. И бесстрастной, словно каменный Будда.

Писательницу я высадила за мостом, прямо у поворота на Лебедянскую. Мне нетрудно было ее подвезти до самого дома, но она лишь отмахнулась, заявила, что идти ей тут ровно две минуты, и она не хочет меня обременять.

— Спасибо, что подвезли, Станислава, — сказала она, поворачиваясь и совершенно по-мужски пожимая мне руку. Ладонь у нее была уверенной и твердой. — Я, наверное, вам должна? Сколько?

Я ничего не ответила, лишь посмотрела на нее взглядом, от которого завяли бы лютики на майской лужайке.

— Простите, не хотела вас обидеть. Но разрешите, я хотя бы подарю вам книгу? Свеженькая, только что из типографии, даже не во все магазины еще поступила.

Помня ее неприятные речи об Алексе, я собралась было отказаться, но потом передумала. Зачем зря обижать человека? А Алекс… Он вообще-то передо мной виноват, и даже не понимает этого, так пусть ему будет хуже.

Разумовская торопливо написала что-то на титульном листе и вручила мне увесистую, новенькую, пахнущую свежей краской книгу в твердой лаковой обложке. А потом мило попрощалась и вышла из машины, сверкая своими немыслимыми одеяниями.

Интересно, какие же надо иметь зоркие очи и внимательность, чтобы, живя с таким ярким и необычным человеком на соседней улице, умудриться ни разу его не встретить? А все потому, что я вечно пребываю в состоянии хронического аврала, и мне некогда даже поднять нос от клавиатуры. Я засунула книгу в бардачок и тронула машину с места.

Дома я выполнила всю намеченную программу, включающую душ, чай и кино, потом неспешно собрала вещи, упаковала ноутбук — без него я себя чувствую неуверенно, словно без какой-то важной части тела. В общем, за годы журналистской деятельности я с ним буквально срослась. Лечь я решила пораньше — завтра вставать ни свет ни заря, надо быть свежей и бодрой.

Когда я уже лежала в постели и пыталась заснуть в непривычное время, зазвонил мобильник. Я взглянула на экран и тяжело вздохнула: это был Алекс. Отвечать на звонок мне не хотелось, и я, упрямо проигнорировав настойчивые трели, перевернулась на другой бок.

* * *

— Привет! С вами говорит автоответчик Станиславы. Сейчас я не дома, так что если у вас ко мне что-то срочное, то звоните на мобильный или пишите мэйлы. Можете, конечно, оставить сообщение, но прослушаю я его не раньше, чем через две недели.

Всем счастливо оставаться, и не скучайте без меня.

* * *