Шесть утра — чудесное время суток. Зябкая свежесть, безлюдные чистые улицы, нежные краски осеннего рассвета… Красиво и завораживающе. Особенно, если ты едешь в потрясающей машине, и редкие прохожие сворачивают шеи, глядя на тебя; если руки в тонких замшевых перчатках так красиво лежат на руле, а сердце согревает предвкушение долгого, чудесного, волшебного путешествия.
В багажнике лежал кейс с ноутбуком и маленькая дорожная сумка, а на пассажирском сиденье — термос, полный горячего кофе, и карта России. Этим утром я ощущала себя самой независимой девушкой на планете.
Москва медленно просыпалась, оживала, но улицы были еще пустынными, поэтому я не отказала себе в удовольствии полихачить и промчаться по центру на непривычной для города скорости. Именно поэтому я решила выбираться к Ленинградке не по Кольцевой дороге в объезд Москвы, а через центр. Из динамиков рвались энергичные латиноамериканские ритмы, которые заводили и бодрили не хуже, чем крепкий кофе.
…И все-таки я чувствовала себя не очень уверенно. На машине я ездила лишь несколько дней, и еще не успела к ней привыкнуть, отчего и пребывала в некотором напряжении. Не смертельно, но весьма неприятно. Как будто ты идешь под ручку с новым бойфрендом, в совершенно новом платье и новых туфлях, и судорожно пытаешься как-то со всей этой новизной совладать.
Через час я покинула пределы города. Указатели сообщили, что до Санкт-Петербурга — семьсот с чем-то километров. Что ж, даже если ехать по сто километров в час, то весь путь я преодолею за семь часов. Ну, накинем еще часа два-три на необходимые остановки чтобы заправиться и перекусить, и тогда в пансионат «Звездный» я попаду вечером. От того, что совсем скоро я увижу драгоценного ребенка, маму и сестру, на душе потеплело.
Дорога, несмотря на раннее утро, была довольно загруженной. Я медленно, то и дело застревая на светофорах, проехала Химки, потом поворот на Шереметьево. К восьми часам окончательно рассвело, небо было высоким, сквозь тонкие жемчужные облака просвечивало солнце, и день обещал быть теплым, почти летним. Я стащила перчатки и убрала их в бардачок. Потом расстегнула пальто и нашла в сумочке солнечные очки. Машина шла легко и уверенно, она была послушна каждому движению, и, кажется, я начинала чувствовать ее, как продолжение себя, своих рук и ног.
Я никуда не торопилась, ехала в свое удовольствие — не медленно, но и не быстро. Мчаться в левой полосе, как на пожар, когда пейзажи за окном сливаются в монотонную пеструю ленту, я не собиралась. Потолкалась в пробках на подъезде к Зеленограду, чуть позже — к Солнечногорску. Потом был Клин — красивый, очень уютный, старинный город, весь усыпанный желтыми листьями и пронизанный солнцем.
А за Клином я сделала остановку — мне захотелось выйти, подышать воздухом, размяться, выпить кофе. Голова, несмотря на ранний подъем, была свежей и ясной, хрустальный осенний воздух бодрил. Машину я остановила на обочине, у опушки березовой рощи. Ветер шелестел желтыми листьями, белые стволы стройными рядами уходили вдаль, солнце пригревало, и я решительно сняла пальто, бросила его на сиденье. Было хорошо просто стоять, чувствуя на лице теплые солнечные лучи и струи зябкого ветерка, а после каменной, оживленной, пыльной Москвы милые провинциальные пейзажи были просто отдыхом для глаз.
Я допила остатки кофе из крышечки термоса, села на водительское сиденье и поехала дальше. Короткий отдых прибавил мне сил, и я чувствовала себя прекрасно…
До тех пор, пока не зазвонил телефон.
Я ответила и услышала знакомый, родной, до дрожи в коленках любимый голос.
— Привет. Ты где?
— Привет. Я еду в Питер.
— Значит, все-таки решилась поехать? — в голосе Алекса звучала легкая ирония, а еще фоном доносился какой-то странный гул — словно звонили из шумного, людного места.
— Ну, как видишь, решилась.
— У тебя все в порядке?
— Да, все отлично, — ровно ответила я.
— И где конкретно ты сейчас находишься? — уточнил Алекс.
— Недавно отъехала от Клина, — решила я быть честной.
— А, я бывал там. Клин очень красивый город. Ну, хорошей тебе поездки.
И отключился. Я в сердцах кинула телефон на сиденье и стукнула кулаком по рулю. Машина, казалось, укоризненно вздохнула, потрясенная таким варварским отношением, и я торопливо погладила оплетку руля, пробормотав:
— Извини, моя красавица.
Вот интересно, если бы кто-то другой на моих глазах начал бы беседовать с автомобилем или, что похуже — извиняться перед ним, я первая покрутила бы пальцем у виска и решительно поставила человеку диагноз. А теперь вот и сама начала…
Впрочем, это все ерунда, не стоящая и выеденного яйца. Гораздо важнее — Алекс. Наши с ним отношения… или то, что от них осталось.